Этот человек видел ее насквозь. Отпираться не было смысла. Она вздохнула и решилась рассказать ему то, что еще никому никогда не рассказывала.
– Когда мне было восемь, я жила с дедушкой и бабушкой. Думала, что так будет всегда. Во всяком случае, рассчитывала провести с ними все детство. Я вырезала из журналов красивые картинки, пейзажи, фотографии актеров и певцов – все, что мне нравилось, – и наклеивала их на стену. Дело не в том, чтобы просто украшать комнату. Я отмечала свою территорию. Это были мои владения, только мои, понимаешь?
– Понимаю. – Зеленые глаза смотрели заинтересованно.
– Я сутками напролет размышляла, что куда лучше повесить. В конце концов получилась не стена, а загляденье, и мне было больше ничего не нужно, только валяться в кровати и смотреть на нее.
– И что потом случилось с этой стеной? – Он погладил ее по плечу, желая утешить.
– Ничего не случилось, она и сейчас на месте. – Фейт сглотнула. – А мне в один прекрасный день позвонил отец и пригласил на прогулку. По дороге он сообщил, что теперь я буду жить с родителями. В юности маме не хотелось возиться с ребенком, ведь в жизни есть вещи и интереснее. Поэтому она спихнула меня на своих родителей. А потом ее отчего-то замучила совесть, и она решила сама заняться моим воспитанием. Поэтому бабушка с дедушкой собрали мои вещи, а их было не так-то много, и отправили меня в родительский дом.
– Не спросив твоего мнения? – возмутился Дилан.
– Разумеется. Кого оно волновало? С одной стороны, я была рада снова обрести маму и папу. С другой – ужасно скучала по моей стене.
– Господи, солнышко, – Дилан вздохнул, – но ведь ты могла оклеить стену и в новом доме.
– Именно с этого я и начала. Но не закончила, потому что у мамы появились новые увлечения и меня незамедлительно отдали тете. А когда тетя узнала, что ждет малыша, и снова вернула меня бабушке и дедушке, я сорвала со стены все картинки и выбросила их в мусорное ведро.
– Какой ужас, – прошептал Дилан и раскрыл ей объятия. Он понял – старые раны еще болят.
– Да все нормально, – отмахнулась Фейт.
– Я знаю, – ответил он. – И все-таки дай я тебя обниму.
Она не устояла и на минуту прижалась к его мощной груди, но только на минуту. Вскоре он услышал ее легкий серебристый смех.
– Что такое?
– Ты профессиональный сердцеед. – Фейт вздохнула. – Понятно, почему все женщины от тебя без ума.
– Кто тебе сказал такую глупость? – Он удивленно поднял брови.
– Одна сотрудница Адама. Еще она сказала, что ты ни одной юбки не пропустишь.
