— Здравствуй, Вера! — кто-то тронул ее за плечо. Она медленно оторвалась от своих невеселых дум и оглянулась.
— А-а, Алексей Алганаич! Здрасте! — улыбнулась Вера.
Председатель взглянул на сеть и покачал головой:
— Здорово уделали! Вера мотнула головой.
— Вся ставежка бригады Хандуева — одно рванье. Помните, они осенью под какой шторм угодили.
— Бывает… на то и рыбалка, чтоб сети рвать. Вот только вы не так делаете, не по порядку. Сначала надо бы вычинить хариусовые сети, а потом уж омулевые.
— Мы так и сделали, Алексей Алганаич.
— А где сети?
— Уже на склад сдали.
— Ну и молодчина! Ты и без Романа Тихоныча хорошо справляешься… Давненько просится старик на рыбалку, говорит, грамотенки нет, а подотчет большой. Оно и верно… придется просьбу удовлетворить, а тебя поставим заведующей.
— Будет вам! — Вера испуганно замахала руками.
Батыев весело расхохотался.
— А я к тебе с хорошими вестями. Вот был у прокурора, и он мне показал заявление одного гражданина, который вполне может доказать клевету Якова Лисина. У этого гражданина имеется медвежья шкура, купленная у Лисина. Шкура эта снята с того злополучного медведя, которого убил Петр, спасая Егора Лисина. Сегодня приедет прокурор Будашарнаев. Назначено переследствие. Теперь имеется вещественное доказательство.
— А вдруг Лисин откажется!.. Вот если бы при свидетеле он продал…
— Свидетельница есть…
— Кто?
— Елена Емельяновна. При ней Лисин продал и пьяный проболтался, что он не стрелял… Да и в шкуре-то всего три дырочки… одна пуля прошла навылет, а вторая застряла где-то в туше зверя. Ну, жди скорой встречи с мужем, — сказал на прощание председатель.
Вне себя от радости вбежала Вера домой.
— Во, кумуха-черемуха, добры вести получила?!
Вера мотнула головой, припала к необъятной груди бабушки и заплакала, как в далеком детстве, — легко, свободно и безбольно. Вместе со слезами медленно покидала душу ржавая накипь тоски и печали.
Якова Лисина вызвали в контору колхоза по повестке, написанной неразборчивым почерком.
— А кому это он понадобился? — сердито спросила жена Якова у посыльной.
— В суд вызывают, — крикнула та, захлопывая дверь.
— Опять рыбу на эту горесть сменял?
— Замолчи ты! — огрызнулся Яков, надевая полушубок.
В феврале в Подлеморье нередко термометр показывает ниже сорока градусов, но и такой мороз не в силах удержать молодежь в избах. Вот и сейчас недалеко от ворот Лисина стоит огромная черная копна. Поравнялся с ней, а это, укрывшись дохой, любезничают молодые, слышится тонкий девичий голосок. А недалеко от клуба навстречу шли человек шесть молодежи и громко пели веселые частушки. Один из парней, осветив Якова спичкой, узнал его и сообщил остальным, те рассмеялись и запели: «Никто, никто не знает, на чьи деньги Лисин пьет».
