От святого до горемыки - Михаил Ильич Жигжитов

Багровое солнце медленно спускается за сверкающие белоснежные гольцы. Последний луч его кровянистой пикой неторопливо скользит по вершине Байкальского хребта. Отсвечивающие красноватыми бликами пологие волны лениво лижут цветастую прибрежную гальку.

Сидор Стрельцов со своим двенадцатилетним сыном Петькой сложил в лодку низенькие хариузовые[1] сети и отчалил от берега.

Природа готовилась к ночи. Гордо возвышающиеся над морем скалистые горы и покрытая прозрачной голубизной зеленая тайга, словно утомившись от жаркого июньского солнца, застыли в тихой дреме, в каком-то торжественном безмолвии. Казалось, что они внимательно следят влюбленными светлыми глазами за своим суровым седовласым богом, которого рыбаки Подлеморья тоже обожествляют и зовут Священным морем. А оно, купаясь в вечерней прохладе, слушает тишину, которую лишь изредка нарушают крикливые чайки.

Но рыбакам не до красот пышного заката, который облачил в яркие цвета окружающую природу. Петька сидит в корме и легким кормовым веслом правит лодкой, а Сидор в гребях. В его сильных руках просмоленные еловые весла послушно двигаются взад-вперед. Четкие, упругие гребки заставляют лодку с шипеньем нестись по красновато-голубой глади.

Петька с завистью любуется быстрыми и ловкими движениями отца. Большие отцовские руки все умеют делать. Посмотрели бы вы, как они обрабатывают рыбу! Раз, два — хрум-хрум, и рыба готова к засолке, всего два коротких движения ножом. Или сеть чем-нибудь порвало, такая дыра, что корова пройдет сквозь нее и не заденет. Быстро замелькает в его руках деревянная игла. Не успеешь оглянуться — дыры как век не бывало.

Сегодня загорелое лицо Сидора часто хмурится. Чем-то он недоволен. Из-под насупленных бровей зорко смотрят сердитые черные глаза. Они с досадой следят за реденьким плавежом рыбы.

— Кажись, Петруха, только зря сети мочить будем. Хариус-то не плавится, видать, непогоду чует.

— Ничо, тять, пусть мокнут, зачем же им на вешалах-то висеть.

— Правду, паря, баишь, пусть мокнут, на то оне и сети.

Сидор перестал грести и огляделся кругом.

— Бери, Петруха, на нерпичью пещеру, оттуда и начнем метать. Только «гусей»-то не гоняй.

— Ладно, тятя, а про «гусей»-то ты зря. Видишь, видишь, как идет лодка! Нисколечко не вихляет, ни капельки.

— Чо и баить, помор!.. Башлык[2]… Лодка-то как по струнке идет… Только одна беда — зуд тебя мучит, што ли, шибко часто вертишься, вот и «гуси» начинают разбегаться.