Никто про то не знает,
На чьи деньги Лисин пьет…
Тьфу, дьяволы, чего удумали, так помора осмеять, ах гаденыши!.. Умирать буду, а эту ихнюю частушку не забуду… ни-ни… Сволочи, бакланы желторотые, активисты!.. Погоди ужо, и до вас доберусь! Буду, как мышь, подкрадываться. Ан, глядишь, удобный моментик уловлю и хап-хап! А потом в сторонку, будто не мое дело. Отомщу, ей-бог, отомщу! — грозится Лисин. А вековые деревья слушают и удивляются людской злобе.
На рождество Яков Лисин выехал домой в Аминдакан один. Парни приезжали на Новый год, а он оставался рыбачить, чтоб потом выехать одному, вроде помыться в бане и сдать на пункт рыбу.
Баня баней, а Яков хотя сильно и не верил в бога, но и не обижал его своим безразличием. Особенно он любил религиозные праздники за то, что уж больно хорошо к ним готовились бабы. Настряпают, напекут одна другой лучше. Ну и хмельного припасут хоть отбавляй.
Три дня беспробудно пил Яков Лисин. На четвертый попросил у жены опохмелиться, но та открыла такой хай — не приведи господь! — и выгнала колоть дрова.
Взял мужик в руки колун, а он кажется ему трехпудовым. Потюкал, потюкал — нет мочи. Голова тяжелее зада, так и просится приткнуться в какой угол.
— Разве у суки была когда совесть? Мужик издыхай, а она ему колун в руки! — ругает он жену. Со стоном плюхнулся на чурку, отдышался и закурил. Но курево не помогло, нет никакой мочи. Тошнит, голову разламывает на части. Яков длинно выругался, плюнул на колун и пошел в сарай. Порылся в углу и из-под хламья вытащил черную медвежью шкуру, торопливо засунул ее в куль и, опасливо оглядываясь на дом, в котором раздавался крикливый голос жены, пошел через огород к соседу.
Войдя во двор, он удивленно свистнул. Обычно запущенный, замусоренный после ухода из дома дочерей, он был чисто выметен, выскоблен; то же самое было в сенях и в избе — умыто и ухожено, как у доброй хозяйки.
— Здорово, сусед, ишо раз с праздничком.
Семен вышел из комнаты тоже какой-то обновленный, словно весенняя тайга после дождичка.
— А-а, Якуха! Здоров, здоров, садись.
— Я к тебе по делу зашел.
Семен оглядел друга с ног до головы. Покачал головой:
— Паря, ты уделался!.. Наверно, опохмелиться надо?
— Надо бы, Сеня, а то мочи нет.
Семен достал недопитую бутылку и налил в стакан.
Яков схватил трясущимися руками и одним махом проглотил содержимое. Он долго морщился и тряс головой, потом выдохнул:
— Э, таперь, кажись, ожил.
— Вот и хорошо… Можешь идти к своей Марфутке.
