— Понял, понял, бабай… А можете сказать, сегодня даст поставить сети или нет?
Узкие глаза старика совсем сощурились в две щелки. Он всмотрелся в заморские гольцы, оглядел тайгу, прошелся пристальным взглядом по сонной глади моря, осмотрелся вокруг и запалил свою черную трубку. Минуты две-три стоял в раздумье, прислушиваясь к каким-то, наверное, одному ему известным звукам, а потом сказал:
— На закате подует ветер, а к ночи, наверно, пойдет дождь. Лучше сети не ставить.
— Ой, бабай, однако, ты ошибаешься.
— Э-хе-хе! Волчонок ничо не видит. Гляди хорошо, како море, тайга, дерево, трава, что делают птицы, мураши — они тебе все скажут, когда будет ветер, когда дождь… Понял? Смотри, как рыба ходит в воде, будто сонная, как нерпа плещется, вроде баба купается по колено в воде.
— А еще какие признаки перед ветром, перед ненастьем?
— Поживешь — увидишь, если не слепой, — старик сердито посмотрел на Мишку и ушел но своим делам.
«Ой, бабай, сказку баишь, день-то какой!» — подумал Мишка.
Над прозрачной, словно детская слеза, водой пристроилась гибкая девчонка и моет посуду.
У Мишки чаще забилось сердце.
— Здравствуй, Токта-таха!
— Амар сайн, хубунчик![19] — по-бурятски, но с монгольским акцентом ответила на приветствие парня, улыбнулась длинными черными глазами.
«Красивая чертовка, так бы и уплыл за нею на Ольхон!» — подумал Мишка.
— Токта-таха, откуда ты родом?
— А что?
— Говор у тебя не походит на наш, монгольский, что ли?
— Я издалека… Оттуда, где степи как это море.
— А как заблудилась к нам?
— Служил у нас на границе паренек с Ольхона и сманил мою сестрицу к себе на Байкал. А она у меня была и за отца и за мать, куда же мне деваться?
— Вот оно что. Наверно, боишься моря?
— А зачем бояться?
— Вот и молодчина!.. Скоро домой отчалите?
— Как старики скажут.
— Наверно, соскучилась по дому… по мужу.
— Как же! Муж и пятеро хубунчиков ждут.
— Охо! Такая молодая! — Мишка испуганно вылупил глаза и всплеснул по-бабьи руками. — Ой, да ты сдурела, девка!
Токта-таха, позабыв про свои чашки и ложки, хохочет, заливается тонким приятным смехом, словно ручеек таежный журчит.
Глядя на нее, расхохотался и Мишка.
— О, Токта-таха, ты, однако, медведя рассмешишь!
А тем временем чуть заметная ленивая зыбца подшутила над девчушкой, отнесла от берега чашки и ложки.
— Ой, уплыли! Спешат домой на Ольхон! — всплеснула тонкими гибкими руками.
— Сейчас достану, не волнуйся, Токта-таха!
Мишка забрел в воду и начал ловить посуду. Но на дне лежит рыбка листвяшка. Парень наступил на нее, и — бух! — брызги во все стороны.
