— В первый раз вижу такую потрясающую сознательность! Граждане сами на себя заранее показания пишут. Вот что значит — деятельное раскаяние. Однако, ничего криминального в вашем проступке я не обнаруживаю. Дела давно прошедших дней… Восемнадцатый год! Тем более, что, как здесь написано, вы никаких политических оценок не давали, сообщая только некоторые отдельные отрицательные факты. Так ведь было? Ну, вот видите… Так что это не агитация или тем паче, не пропаганда. Кроме того, не усматриваю, что бы вы ранее давали подписку о неразглашении вами информации о тех событиях, которые с вами произошли. Посему… Думаю, что можно ограничиться в отношении вас, гражданин, устным порицанием и считать, что профилактическая беседа о необходимости строго держать язык за зубами с вами уже проведена. Как там у вас, «иди и более не греши»?
— Аминь. — ответствовал о. Савва, с облегчением перекрестившись.
— Но где же тогда гражданин Розенбаум?
— Я Розенбаум! — весело сказал вошедший в комнату рыжий Сёмка.
— Везет нам! Самого Разъебаума (так в тексте) поймали! — так же весело, но в упор Сёмку не замечая, обращаясь лишь к собеседнику, сказал кожаный. Потом беззлобно, слабенько, без замаха, ударил Сёмку в лицо. От этого лёгонького касания Сёмка отлетел в угол кабинета, с силой ударившись спиной о стену, и тихо сполз по ней на пол.
Потом присел, зажимая нос, из которого на зеленый коверкот юнгштурмовке начала капать алая кровь, прошептал:
— За что, товарищи?!
— Тамбовский волк тебе товарищ, троцкист гребаный…, — весомо ответил до сих пор молчавший чекист в пыльнике.
И, с мясом вырвав с Сёминой груди алый значок в виде развернутого знамени, чекисты заломили ему руки и уволокли юношу из комнаты. А о. Савва слушал стремительно удаляющийся, затихающий в коридоре вой и быстро шептал:
«Помяни щедроты Твоя, Господи, и милости Твоя, яко от века суть. Грехи юности раба твоего новоуспенного Шлёмы, и неведения и неверия его не помяни, ради благости Твоея, Господи…»
И еще он за чекистов горячо помолился:
«Господи, помилуй их, много-грешных, не ведают бо, что творят…»
Глава пятая
Красное колесо
1.
Злая, как дворовая сука на пятый день бешенства, возвращалась Натка к своему кабинету.
Увы! Добыть приказа о командировке ей так и не удалось.
Нет, сначала всё шло гладко. Товарищ Делоне, соратница таких легендарных товарищей, самих Инессы Арманд и Надежды Константиновны Крупской, внимательно прочитала аккуратно перепечатанные в трех экземплярах пергидролевой секретаршей документы, которые Натке посоветовали составить её подчиненные.
