— Где ты болтался? Что за идиотизм целый день шататься пешком.
— Не так уж много я и прошел, — ответил Бенедикт. — От биржи труда до городской библиотеки, оттуда в музей, из музея в кафе, там я немного почитал газету. Вот и все.
— Ну и как, — поинтересовался Руди, — у них есть для тебя какая-нибудь работа?
Бенедикт равнодушно покачал головой:
— Нет, ничего нет. Я туда больше не пойду.
Руди почувствовал, как повлажнели его ладони, было ясно: ему снова не удастся убедить Бенедикта, что ходить на биржу труда просто необходимо, хотя бы просто для успокоения Венцеля Чапека. Руди разозлился на Бенедикта, как бывало, когда тот хладнокровно и сознательно уходил от любых упреков, отклонял любые советы, будь-то советы Руди или его отца, оставался глух к любым аргументам.
Руди поглядел на холщовый мешок Бенедикта, который ненавидел, отметил под грязной тканью контуры книг и блокнота: ему ужасно захотелось взять этот мешок и швырнуть его за забор на узкую песчаную дорожку, разделявшую два ряда маленьких садиков. Он не сделал этого и только сказал вдруг охрипшим голосом:
— На следующей неделе ты снова пойдешь туда. А что если именно на следующей неделе у них найдется что-нибудь и для тебя?
Когда Бенедикт нагнулся к Руди, чтобы сказать ему что-то на ухо, тот отодвинулся: наверняка Бенедикт опять выскажет сейчас одну из своих странных сентенций, которых Руди часто не понимал и которые веселили только самого Бенедикта. Но он ошибся. Того, что сказал ему Бенедикт, он ожидал меньше всего:
— У меня есть работа, — сказал Бенедикт.
— Повтори-ка еще раз, — тихим голосом попросил Руди. — И если это окажется неправдой, я и пальцем не пошевелю, когда мой отец тебя выставит.
— Руди, это правда, — подтвердил Бенедикт. — Эти идиоты на бирже труда и их вечные фразы: «Мы стремимся найти работу для инвалида, поверьте нам, действительно стремимся, но это нелегко». Я им на это очень вежливо и серьезно: «Я не инвалид». Они в ответ: «Как приятно, что вы этого не ощущаете, но вы — инвалид, вот медицинское свидетельство, тут черным по белому написано». Я еще серьезней: «Мне что, показать вам, как я бегаю? Длинный коридор за дверью как раз для этого подходит. И свидетелей здесь сидит предостаточно». Они: «Ну что вы, мы вам верим, конечно, мы вам верим, но мы же не можем оспаривать мнение врача. Вы — теперь это слово произносится по слогам — ин-ва-лид, да-да, хотя вы только ограничены в движениях, но на этой ступени вашего заболевания…»
