— Так вот, — продолжал Рассветник — из них, злыдней, один сегодня приехал к вам в городище. Приехал в обличии человека, дух которого он убил много дней назад, а в тело вселился. Теперь то же самое он сделал и с твоим младшим братом, вселился в него, а старое обличие, пустое мертвое тело, бросил здесь. Понимаешь?
— Понимаю. — сказал Пила — Теперь понимаю.
Что творилось сейчас у него в голове и в сердце — пером не описать.
У него не было никакого доверия к словам этих людей, свалившихся невесть откуда. Да и говорили они вещи небывалые. Между тем мертвым Краюху Пила не видел, представить, что злая колдовская сила истребила в нем дух и завладела телом — не мог, и смерть брата не могла быть для Пилы чем-то очевидным. Однако человек, с которым Краюха уехал утром, лежал здесь бездыханный с выпученными глазами, по следу его шли вооруженные княжеские люди…
И вдобавок звучало имя Ясноока…
Не оставалось уже сомнения — Краюха вляпался во что-то теперь уже действительно страшное — может быть, даже страшнее, чем подрядиться в провожатые к бенахскому разведчику. Но чем было это что-то…
Ощущение не возможной, а уже случившейся беды, пугали парня вдвое больше прежнего. Незнание и непонимание этой беды увеличило ужас в десять раз. Собственная беспомощность — обессиливала: будь у Пилы возможность как-то все исправить, как угодно, хоть самому сложив голову, он бросился бы, не размышляя. И страх, и тоска по родичу уступили бы место немедленному действию для его спасения. Тогда и задумываться было бы не о чем — руки сами бы взяли бы верх над головой… Но нечего было сделать. От этой бесполезности самого себя, и тело отказывалось двигаться, и разум словно заволокла муть.
И если бы в этот первый миг, вдобавок ко всему несчастью, Пиле пришло бы в голову уже промелькнувшее сегодня ощущение — то которое полностью он почувствует завтра — чувство его собственной вины во всей беде… Тогда рассудок Пилы мог бы и вовсе не устоять…
Смеркалось. Витязи осмотрели как следует окрестности, разожгли костер, сварили в котелке кашу, съели ее с сухарями и с салом, выпили по пол кружки вина и готовились устраиваться на ночь. Пила все это время сидел на одном месте, не проронил ни слова и к еде не притронулся. Сейчас он, также молча, сидел и смотрел на горящий огонь. Ни на что вокруг он не обращал внимания, разве что изредка прихлопывал на шее или на лице особо болючего комара. Не заметил он и как четверо его новых знакомых расположились около костра кружком.
