Они стояли на обрыве. А между ними пылало заходящее солнце. Терентий сказал, глядя на горизонт:
— Завтра будет большой ветер.
— Посмотрел я на него. И сразу у меня всё поплыло перед глазами. От гнева. Почему он рядом с ней? С моим ребёнком? Он — чужак, ничтожество?! Эта маечка, линялые джинсы, эти натужно надутые бицепсы, крашенные марганцовкой. Эта вежливая улыбочка. И узкая до неприличия задница. Всё меня так достало… Я даже испугался, что от всего этого у меня голова лопнет.
Две чёрные большие птицы летели в закат, прижимаясь к тёмной воде залива. И картина эта ввергла Семивёрстова в тоску, неведомой до сих пор силы.
По обе стороны зари — для них рассвет, для нас закат. Незатухающая радуга рассвета. Незатухающая радуга заката. Оранжевая волна, обегающая земной шар за двадцать четыре часа.
Вдали две чёрные сферы ночные — небо и море — кто–то сшивал толстыми жгутами молний.
Наброски автора:
Арабскую вязь ослепительными иероглифами ткала ночная гроза.
Иероглифы грозы (так, по крайней мере, короче).
Наутро заштормило. К берегу ринулись несметные полчища полосатых лошадей. Белобрысые зебры тесной табунотолпой шли, шли и шли. Но, не доходя до земли, куда–то исчезали, быть может, становились невидимками. Незримыми, бестелесными они безболезненно, словно свежий воздух моря, входили в нас. Но почему безболезненно? Голова покруживается, на губах соль, иногда холодно, особенно если штормит зимой.
— Мы ничего не делали, — сказала Ва.
— Они ничего не успели, — подтвердил Терентий.
— Я умираю, Муст! Всё для меня потеряло смысл.
— Что случилось, брат?
— Всё потеряло на этой земле смысл, кроме любви. Но и она трещит, как яблоко на зубах. И как только исчезнет любовь, всё кончится.
Муст внимал Вовсу, говорящему с закрытыми глазами, обливающемуся потом и слезами. И понимал, что помочь ему он не в силах, никто не в силах.
— Земля потеряет всё. Но если не погибнет любовь, то человечество ещё сможет возродиться: из споры, из семени, из капли влаги, из памяти и даже из ничего.
«Сад воды» — не правда ли, сюрреалистическое название!
Неделю, пока длился кризис, Муст не отходил от постели брата.
Тык — тук — так — ток — тюк — тик — тёк.
— Мне приснился кошмар, — первое, что произнес, едва шевеля обветренными губами, Вовс. — Ва умерла.
— Как?
— В моём сердце.
«Вовс, хоть и потерял много сил, непременно выздоровеет. Это не физика, это нервы» — размышлял Муст всё это время.
Внезапно сам почувствовал себя неважно. Ощутил вдруг, что отрывается от брата. Оставляя в его руке свою руку.
