— Николай, вы где? — позвал её тихий голос с кухни.
— Да–да, Машенька, я иду! — ответил он, и торопливо проскользнул на кухоньку. «И зачем я её так… фамильярно?» — снова забеспокоился он, уловив её потемневший взгляд. «Наверное, тороплюсь все же».
— Вот моя кухня, места конечно мало, — она нервно рассмеялась.
— Ну так и что, у меня тоже не ахти… — поспешно выдал он, и сразу пожалел опять о сказанном. «Кретин, чего несу?»
— Да? — ответила она, и отвела глаза. «Что за дура, притащила так некстати человека к себе, что подумает теперь… Как бы перчатки снять, чтоб не заметил шрамы эти проклятые? Чай в перчатках пить, глупость какая, ой, и дура я!»
— Маша, а вы… — он и сам не знал, чего собирался сказать. — Вы одна живете? — и снова смутился.
— Да, одна… — ответила она, отворачиваясь к чайнику.
— И я, знаете ли, и наверное, даже лучше, да? — опять невпопад сказал он.
— Николай… вы… не смотрите, если я перчатки не сниму, я просто… у меня руки все время так мерзнут, что я не могу без них ничего, вам пусть странно не будет, я… я чаю налью сейчас! — она подняла глаза на него с такой надеждой и отчаянием, что он сумел только кивнуть.
— Вот и ничего, вот и хорошо… — кивнула она в ответ, размещая чайник на подставке. Торопливо поставила на стол две чашки. Села напротив него, и попросила:
— Николай, вы не обидитесь, я попрошу вас самому чаю налить…
— Да–да, ничего, сейчас! — вскочил он. — Мне, Маша, приятно за вами поухаживать!
Налил деревянными руками чаю, и уселся на свое место. Но пить не стал.
— А что вы не пьете? — спросила она, хотя сама тоже к чашке лишь руками притронулась.
— А вы? — улыбнулся он, извиняясь.
— А мне… ой, я наверное, совсем странная, вас испугаю ещё, но и чаю не пью, извините! — сказала она, снова смущаясь.
— Так и я не буду, за компанию с вами, можно? — облегченно отодвинул он чашку от себя. «Вот и отлично», — думал он: «А то не знал, как бы ей сказать, что мне чай, да ещё горячий…»
— Ну тогда, может, давайте я вам покажу… кхм, покажу свое жилище! — предложила она.
— Давайте, конечно!
Они прошли в комнату. Ничего особенного, типовая «двушка», если бы не запустение какое–то и мрак.
— Как у вас… — он подбирал слово, чтоб не обидеть: — Уютно…
— Да что вы Коля, меня дома… в общем, не было давно, ой, то есть… как бы не было, я больна была, в больнице пролежала, и некому было ни цветочки полить, ничего.
Она отодвинула штору:
— Вот смотрите, завяли!
— Жаль! — покачал он головой на сухие, пожухлые буздылики в горшках.
