Он вышел из кухни и вернулся через пару мгновений с подсвечником в руках. Поставил его на стол и торжественно зажёг все три свечи.
Свечи горели ровно, не коптили и не фырчали, мягкий и тёплый, но неверный свет разлился по столу. Выпитый коньяк приятно пьянил, говорить не хотелось, двигаться — тоже. Пахло горячим воском. Мне почудилось, будто я задремал, и разбудил меня Лёшин голос, чуть хриплый от долгого молчания:
— Знаешь, — начал он, — вот сейчас — когда нет света — видна только недоигранная партия на старой доске, берёзы за окном, твоё лицо напротив, подсвечник, свечи, вот сейчас кажется что времени нет, что я мог видеть это век назад или через сто лет с этого дня, — он помолчал, щёлкнул фитиль, чуть дёрнулся огонёк. — Знаешь, моя бабушка клала на телевизор кружевной платок, а он всё равно как чужой был в её доме, а сейчас… не видно чужого, как будто и нет.
Он замолчал, погрузившись в себя, а я пытался собраться с мыслями, чтобы ответить и не сфальшивить, не сказать пошлости… Разом зажёгся свет, больно ударив по глазам, загудел холодильник, защебетал соседский телевизор за стеной.
— Времена не выбирают! — рассмеялся Лёха и разлил по бокалам остатки коньяка. — За прогресс!
Мы смеясь чокнулись, я пригубил — и тут ясно понял, как исправить досадную ошибку! Пусть будут благословенны электрики!
— Сиди здесь, никуда не уходи, больше не пей, жди меня, скоро буду, — скороговоркой отдал я распоряжения.
Лёха удивлённо и недоверчиво посмотрел на меня, но объясняться было некогда, я поспешно оделся, отпер дверь. Уже из прихожей бросил оценивающий взгляд на Лёху, коротко приказал: «Побрейся» — и вышел.
Пока я ехал пару остановок в погромыхивающем трамвае, было время продумать до мелочей предстоящее действо, даже со смаком покрутить эти мелочи и так и эдак в воображении: благо, голова работала на удивление ясно.
Вскоре я выскочил из трамвая, быстро, чуть не срываясь на бег, прошёл ещё пол остановки и оказался у крыльца небольшого студенческого театра. Единственное, что тревожило меня — я не имел представления о его сегодняшней программе. Но судьба оказалась на моей стороне — последний спектакль уже завершился, немногочисленные зрители разошлись, актёры о чём-то оживлённо болтали в курилке.
Моя сестра года три назад пропадала здесь пропадом и была задействована чуть не во всех постановках, тогда я успел перезнакомиться со всей труппой. А теперь искал глазами знакомые лица.
— Дима, это ты что ли? Припозднился ты на спектакль, дружок, — раздался знакомый женский голос. Как же давно я тут не был…
