Возможно, передачи не вырубили. Зато вырубили свет, воду, радио и газ.
По улицам, из никуда в никуда, бесцельно бродили люди. Они испуганно шарахались друг от друга и обходили встречных по широкой дуге. Один раз я курил на балконе и чтобы отвлечься от зрелища мертвой женщины, пялился на дорогу. Она лежала второй день, черное пятно на белом снегу. Её сбросили из квартиры над нами. По улице шел пьяный, отчаянно пытаясь удержать равновесие на узкой для него пешеходной дорожке.
Навстречу шёл другой человек и как оно всегда бывает, двоим, стало тесно на одном ограниченном пространстве. Особенно если учитывать неустойчивую походку пьяного. Странно, но трезвому не пришло в голову просто сойти с тропинки и пройти пару метров по снегу. Возможно, ему было жаль своих ботинок или ничего не пришло в голову лучшего. Но когда расстояние между прохожими сократилось до метра-двух, трезвый не останавливаясь, достал из кармана пистолет, хлопнул выстрел, трезвый, перешагнул через труп и спокойно пошел дальше, по своим неведомым и видимо жутко важным делам.
Я покачал головой и бросил окурок вниз.
Как оказалось труп трупу рознь. Тело женщины под моим балконом казался мне абсолютно нереальным в окружающем пейзаже. Мозг просто отказывался переваривать столь грубое и неэстетичное зрелище как нечто материальное, что следовало бы признать как данность, пропустить через печёнку и пронюхать всеми легкими.
Зато увиденная сцена окончательно убедила в том, что прежняя жизнь кончена и началась новая, где пристрелить человека проще, чем его обойти.
Я допил последнюю бутылку пива и с размаху бросил с балкона. Снег мягко принял ее в свои ласковые объятья.
Я заорал.
— Чёрным пятном на белом снегу
Совесть моя лежит поутру.
То не труп, не алкаш отдыхает в снегу,
То плюю я на все, с высоты я плюю.
Я подтвердил слова делом и вернулся в комнату. Разница в температуре мало ощущалась, хотя после улицы на какое-то время казалось, что в квартире есть какое-то подобие тепла.
— Те, кто не сдох от эпидемии, сдохнут от холода.
Аня приоткрыла глаза.
— Твои стихи становятся всё хуже.
Она снова прикрыла веки. Все эти дни она провалялась на диване, в пальто, под двумя тёплыми одеялами. Счастливо уткнулась носом в подушку и делала вид, что боль и холод, чисто плебейские отговорки для слабаков.
— Больно?
— Когда не шевелюсь, нет.
— Прости, — наверное, в сотый раз повторил я.
— Ещё раз извинишься, и я сама сломаю тебе пару ребер.
Я закурил новую сигарету. Дым дает иллюзию тепла.
