Собственная семья Феодора была невелика: он да жена, тихая, кроткая женщина, вечно занятая работой, да сын, мальчик лет двенадцати. Звали его Иоанном. И его тоже нельзя было видеть без дела, но у него было еще и одно особенное занятие: отец Адриан, сам грек, родом из Царьграда, научил его читать по–гречески, и Иоанн не расставался с книгой, из которой потом всем рассказывал, как Христос жил на земле, как Он людей учил добру, какие чудеса творил, как пострадал и умер за людей на Кресте.
Любила слушать Светлана эти рассказы, и любовь ко Христу все сильнее и сильнее разгоралась в ее душе.
Часто приходил и Всеслав в дом боярина. И он, и вся семья его уже приняли христианство. И почти всегда говорил он с Феодором об одном и том же наболевшем вопросе.
— Когда же ты скажешь ей? — спрашивал Всеслав, когда однажды вечером сидели они на крылечке дома и смотрели, как жена боярина загоняет гусей во двор.
— Когда? — задумчиво повторил Феодор. — Да и как я скажу ей? Не вынесет еще она: слаба очень.
Всеслав помолчал.
Можно ли было в самом деле сказать Светлане, что уже шесть дней, как умер Дулеб? Отравил его вероломный Янко, а случилось все не без рук Люта. Так Дулеб, умирая, и говорил: «Люта это дело». Можно ли было сказать ей, что в последние минуты был у него в избе христианский священник, крестил его, и умер Дулеб христианином? И Феодор, и Всеслав — оба помнят тот день, когда стояли они около умирающего. Исхудалый и бледный лежал Дулеб на сырой соломе и завещал им: — Передайте князю, что оклеветали меня. Не замышлял я измены, не думал о престоле киевском. И ты, боярин, о Светлане моей позаботься. Рогдай в походе теперь… Вместо отца будь ей. Пусть веру Христову примет!
Он говорил с трудом, задыхаясь, но Феодор уловил все его слова.
— Прощаешь ли врагу своему? — спрашивал отец Адриан, наклоняясь к самому лицу умирающего.
— Всем прощаю… — чуть слышно отвечал Дулеб.
Старческая рука священника легла на голову умирающего, и, благословив его, отец Адриан вышел из избы. За ним вышли и Феодор, и Всеслав.
А на другой день Дулеба похоронили.
— Как же сказать ей все это? — повторил Феодор.
— Что сказать, боярин? — раздался вдруг за ними голос Светланы, и они увидели девушку, похудевшую после болезни, едва держащуюся на ногах.
Она подошла к ним совсем близко, и в ее синих, глубоко запавших глазах Феодор увидел слезы.
— Ты знаешь, что с ним. Скажи, боярин! — умоляюще глядя на Феодора, проговорила Светлана.
