Он никогда не забудет это зрелище: Сидони, впервые пересекающая порог наслаждения. Если не считать двух алых пятен на скулах, она была бледна. Губы покраснели и распухли от поцелуев. Пышная грудь дрожала, соски заострились. Когда-нибудь в старости он улыбнется, вспомнив, как, держа Сидони в объятиях, показал ей дорогу к блаженству.
Ему хотелось прочесть ей стихи. Хотелось сказать, что значит этот момент. Хотелось…
Но он всего лишь человек, и то, что у него вырвалось, прозвучало как бессмысленная лесть распутника, хотя сказал он это от чистого сердца:
– Ты так прекрасна.
Его слова рассеяли чары интимности. Ужас прогнал восторг с ее лица, а тело выпрямилось и одеревенело.
– Пусти меня, – с надрывом проговорила она, толкнув его плечи.
– Сидони…
Но она уже не слышала его. Попытки оттолкнуть его стали неистовыми.
– Пусти меня! Сейчас же!
Он услышал зарождение истерики и немедленно отодвинулся в сторону, хотя она продолжала колотить его по плечам.
– Это не… – Он смолк, не зная, что сказать.
Это не важно? Но беда в том, что это было важно. Важнее, чем все остальное в его презренной жизни.
Она неуклюже отползла, подтянула колени и прижалась к изголовью, словно ждала, что он прыгнет на нее. Потом дрожащими руками стянула на груди разорванное платье.
– Ты воспользовался мной. – В голосе ее звучала ненависть. Даже в первую ночь не говорила она с ним с такой злостью.
– Сидони. Прошу тебя… – Дар красноречия покинул его.
Скатившись с кровати в надежде, что физическая дистанция успокоит ее, Джозеф протянул к ней руку. Она отдернулась, как будто избегая удара.
– Какая же я дура… – сказала Сидони надломленно, а потом проделала огромную дыру у него в сердце, когда вытерла глаза дрожащими руками.
Дьявол и преисподняя! Она плачет. Он почувствовал себя самой подлой тварью, которая когда-либо попирала эту землю.
– Нет, ты не дура, – отозвался Джозеф, хоть сердце его и сжалось от мучительного стыда.
В попытке успокоить он осмелился дотронуться до ее руки. И это тоже было ошибкой.
Она отшатнулась и сползла с кровати. Тяжело дыша, словно пробежала милю, встала посреди комнаты. Сидони выглядела юной, испуганной и душераздирающе ранимой. Совсем не та сирена, которая всего минуту назад познала райское блаженство. Зеркала отражали женщину с глазами огромными и темными, как синяки. Женщину, которая держалась гордо, даже несмотря на то что рот кривился от унижения.
– Bella, – Джозеф шагнул ближе, хоть здравый смысл и говорил ему, что она воспримет любое приближение как угрозу.
