Голос ее прозвучал сипло:
– Сэр, я…
Ад и все дьяволы! Он встал и подошел, чтобы забрать у нее бокал, пока она не пролила бренди на свое красивое платье. Пальцы дрожали, когда Сидони разжала их.
– Шш. – Он поставил бокал на каминную полку. Не обращая внимания на ее чопорную позу, стал распускать ей волосы.
Она попыталась оттолкнуть его руки.
– Меррик! Прекрати.
– Успокойся, bella. – Он встал перед ней, пресекая возможную попытку бежать.
– Не успокоюсь, – огрызнулась Сидони, безуспешно пытаясь не дать ему распустить ее волосы по плечам. Они вились, потрескивали и улавливали свет огня, переливаясь золотым, коричневым и красным – роскошными цветами осени.
– «Сэр»… «Меррик»… – мягко пожурил он, неохотно поднял глаза от ложбинки груди и взял Сидони за руку, ощутив еле уловимый трепет неуверенности, подтачивающий ее гнев. – Ты же знаешь мое имя.
В ее голосе звучала настороженность.
– Что ты задумал?
Он мягко потянул ее вверх, побуждая встать. Как он и ожидал, она стала упираться.
– Готовлюсь поцеловать тебя перед сном, bella.
Она испепелила его взглядом, не сумев, однако, скрыть чувственного голода, от которого глаза ее получили цвет ночного неба.
– Пожалуйста, уйди из комнаты.
– Сурово, мисс Форсайт, сурово. Выгонять меня в неотапливаемую комнату в такой холод, который и у мраморной статуи яйца отморозит.
Она покраснела от его сквернословия.
– Миссис Бивен разожжет тебе камин.
– Не только сурово, но и жестоко. Надо быть совсем уж бессердечным, чтобы потревожить ее сон.
– У тебя же нет сердца.
Он едва сдержался, чтобы не признаться, что если оно и было, то уже перешло во владения Сидони. Завтра он, с благословения Люцифера, вернется к своему циничному, эгоистичному, отшельническому «я». Джозеф решительнее потянул ее за руку, и она поднялась, дрожа.
– Такие прелестные губки говорят такие нехорошие вещи.
И, не дав ей ответить, поцеловал ее.
Сидони застыла в его объятиях, прекрасная, изящная, неподатливая. Да вот только за эти дни он научился читать ее отклики. Она вкусила восторга, и он сделал ее открытой своим ласкам.
– Сдавайся, Сидони, – проворковал он у ее губ.
Она все еще оставалась безмолвной и холодной под его поцелуями. Он погладил волосы, шею, плечи, руки, намеренно избегая груди. Наконец у нее вырвался тихий вздох. Она содрогнулась всем телом, и расслабилась. Джозеф приготовился к новому сопротивлению, но ее руки обвили его шею, и она со вздохом обмякла в его объятиях.
Душа его торжествовала. Не давая возможности возразить, Джозеф подхватил ее на руки и отнес на кровать. Осторожно положил на шелковое покрывало и опустился на нее, пленив ее ноги своими.
