– Тысяча чертей!
Ему едва удалось спасти себя от унизительного падения на пол. Когда он осторожно отыскал равновесие на краю матраса, невозможность ситуации поразила его с силой грома. Он обесчестил ее и наслаждался каждой минутой. Он вполне мог сделать ей ребенка. Она намерена покинуть его через четыре дня.
Прорвавшись сквозь пелену отвращения к себе, Джозеф услышал сладостный звук, который вернул его в тот солнечный мир, в котором он недолго пребывал. Он взглянул на Сидони и от изумления чуть было снова не скатился с кровати.
Женщина, чью девственность он только что отнял, улыбалась. Нет, она хихикала! Он-то ожидал слез и упреков.
Рубашка сползла у нее с плеч, когда она прислонилась к подушкам. Она выглядела восхитительно взъерошенной. Его щетина поцарапала чувствительную кожу лица и шеи. Первобытный человек, живущий в нем, был рад видеть, что на ней его отметины. Растрепанная грива волос рассыпалась по плечам. Пламя свечи высвечивало сотни разных оттенков, невидимых при ярком свете.
Сидони натянула одеяло на свою роскошную грудь. Ее скромность напомнила ему, что для нее все это внове. Непрошеная нежность затопила сердце.
– Эта койка маловата для двоих, да? – Ее голос был приправлен смехом, словно чашка кофе с капелькой коньяка в холодный день.
– Ты смеешься надо мной, дерзкая девчонка?
Подтянув одеяло, она прислонилась к стене сзади.
– Да!
– Что тебя дернуло соблазнять меня здесь, когда рядом комната с широкой мягкой кроватью?
Румянец окрасил ее щеки. Его очаровывала ее способность краснеть. Эта невинность отражала чистоту души. Он мало во что верил, но уверился в добродетели Сидони. Ее прелестная улыбка померкла, и она бросила на него неуверенный взгляд.
– Мне не нравятся зеркала.
Она, должно быть, считает его тщеславным болваном. Ему стоило бы, наверное, объяснить причину столь необычного убранства его спальни, но зачем тратить драгоценные минуты? Он оперся на локоть, осторожно поглядывая на край кровати, и взял ее руку.
– Ты как, нормально?
Поколебавшись, она кивнула:
– Да.
Он ждал чего-то еще, но она молчала. Для женщины она чертовски сдержанна. Как бы ему хотелось, чтоб она доверилась ему.
Но с чего бы?
К тому же Сидони ведь доверила ему свое тело. Он был не настолько глуп, чтоб недооценивать значение этого. Ему хотелось поблагодарить ее. Хотелось умолять остаться. Хотелось сказать, что она самое чудесное создание на свете. Но эмоции запечатали его уста, сделали невозможным выразить словами то, что было у него на сердце. Он поднес ее руку к губам и поцеловал ладонь с благоговением, исходящим из самой глубины души.
