Вернер: Не знаю. Я с ним пока не знаком.
Анна-Мари: Его высочество — интереснейшая личность. В Европе это всем известно, и многие мечтали бы познакомиться с ним.
Вернер: Видимо, единственное исключение представляет его собственная страна, откуда его вышвырнули.
Анна-Мари: Мне стыдно, когда ты говоришь такие вещи.
Вернер: Дорогая, может, прекратишь устраивать мне разнос? Лучше позвони и распорядись насчет льда.
Анна-Мари: Сам позвони.
Вернер: Хорошо, позвоню.
Звонит в звонок. В это время звонит телефон. Анна-Мари снимает трубку.
Анна-Мари: Алло?.. Что?.. Кто?.. Уже поднимается?.. Спасибо. (Кладет трубку) О Господи!
Вернер: В чем дело?
Анна-Мари: Это Мод. Мод Караньяни. Я пригласила ее зайти что-нибудь выпить, но это совершенно выпало у меня из головы.
Вернер: Ничего страшного. Разве мы не можем позволить себе налить ей стаканчик-другой?
Анна-Мари: Господи, у меня от всего этого голова идет кругом, а тебе лишь бы шутки шутить.
Вернер: Прости, дорогая.
Анна-Мари: И убери эти грязные клюшки с кушетки. Здесь гостиная, а не вестибюль.
Вернер: Уберу, как только выпью. Это мы ведь с ней ужинали тогда в Риме?
Анна-Мари: С ней, конечно. Душная, провонявшая рыбой квартирка. Я думала, что умру. Ни тебе кондиционера… И еще эта мерзкая лестница. Наверное, там сто ступеней — не меньше.
Вернер: А мне эта квартирка показалась уютной, я бы даже сказал живописной. Да и она мне тоже понравилась. Из всех, с кем мы встречались в Риме, она показалась мне самой симпатичной.
Анна-Мари(с неприятным смешком): Это лишь потому, что она разыграла для тебя спектакль. Смотрела тебе в рот, ловила каждое слово. Это можно было бы назвать неприличным, не будь это так смешно. Когда мы с Лулу Кэнфилд переглянулись через стол, нам стоило больших усилий, чтобы не расхохотаться.
Вернер: В любом случае, она внесла некоторое разнообразие. Никто из этих типов, с кем мы встречались, даже не делал попытки заговорить со мной.
Анна-Мари: В этом ты должен винить только себя, Вернер. Ты привык брать и никогда ничего не давать взамен. Общаясь с людьми, ты не способен сделать над собой усилие. Весь вечер сидишь с недовольным видом и не произносишь ни слова.
Вернер: Почему же? Я произношу три самых главных слова за вечер: «Гарсон, принесите счет».
Анна-Мари: Вот именно! Это из-за таких как ты европейцы презирают нас, американцев. Все, что тебя интересует, это твои доллары и центы.
Вернер: Да, это мои доллары и центы, и клянусь твоей очаровательной задницей, если бы я не потратил всю жизнь на то, чтобы коллекционировать их в большом количестве, мы бы сейчас не думали о сигарах для принца или о том, как подостойнее принять людей, которые нас презирают.
