Что все земные наслаждения в сравнение с тем, что он испытывал во вновь (на мгновение) обретенном, знакомом мире! Теперь он точно знал, там он жил и раньше, поднявшись из каких–то страшных, мучительных миров, та жизнь была долгое сладострастие, которым он никогда не пресыщался. Мутный, синевато–зеленый свет фонарей не резал глаз. Вдоль улиц текли беловатые ручьи, восхитительно пахнувшие, от запаха которых хотелось вновь и вновь припадать громадному белесому, пульсирующему телу царицы, во дворце одновременно отдающейся сотням. Наслаждение было настолько велико и жгуче, что все на мгновение теряли сознание. Но даже тогда в нём жила какая–то необъяснимая тоска по чему–то большему…
И он увидел ЕГО, о коем мечтал, к кому всегда бессознательно стремился. ЕГО черные крылья распростёрлись от горизонта до горизонта, над НИМ лиловое громадное солнце, внизу багрово пульсирующее огненное море. Лица Его горбун не успел увидеть, длилось это лишь миг, иначе он бы не выдержал напряжения и превратился бы в пар, в цепочку молекул.
Теперь горбун знал, смысл своего существования. Поощрение — новое прикосновение к царице, чье тело спазмой крайнего наслаждения, сравнимого с агонией, бросит его на слабо светящийся мозаичный, зеленовато–синий пол, по которому текли вязкие ручейки, стремясь слиться с ручьями на улице.
Глаза горбуна круглы и желты, налиты фосфоресцирующим светом. Днём же они прикрыты красноватыми веками, тусклы и невыразительны. Ночью он видел много лучше, нежели днём. Он любил темноту, подвалы и тлен, морг для него являлся лучшим местом на земле. Свою приемную мать, он медленно отравлял мышьяком, ему нужна была ее комната, выходящая окном в стену разрушенного старинного здания.
Он с детства любил тупики, темноту погребов, подвалов, пыль, паутину, сырость, плесень, пауков, мух, крыс. Ему приятен гуд зеленых с металлическим отливом мух над падалью, шорох, чмоканье червей, копошившихся в гниющем мясе. У него не было телевизора, он никогда не включал радио, не читал газет, книг, жизнь, кипевшая вокруг, для него была лишь бессвязным сном.
В заброшенном подвале полуразрушенного здания он отыскал тайный лаз, выходивший на пустырь, в кусты… Многочисленные ответвления он замуровал камнями, битым кирпичом. В подвале горбун нашёл много чего глухого, похороненного и забытого. Ни один звук не проникал в каменные мешки. Там он любил лежать, заложив руки за голову, вдыхая восхитительный запах гниющего мяса.
