Инженер оборачивается — маленькая Бамбамарка кажется теперь совсем игрушечной. Люди снуют там как муравьи, а голубое озеро — глаз земли — глядит, не моргая, любуясь величавыми просторами гор.
Но наползает густой туман. Городок, скалы, небо и тропу обволакивает белое руно. Только фигура проводника в темном пончо чернеет впереди, перед самой мордой коня.
— Если и дальше так будет, мы ничего не увидим.
Индеец, как всегда, краток:
— Это утренний туман, он разойдется…
Проводник снова принимается за свою коку, а инженера охватывает тревога — конь все чаще скользит и спотыкается. Вдруг где-то в густой ватной пелене заблеяли овцы и послышался печальный напев. Это пастушка бродит со своим стадом, и странным кажется инженеру, что совсем рядом есть какая-то жизнь, но он слышит лишь унылую песенку:
Кондор, улетай скорей,
моих овец не трогай,
моих овец не трог-а-ай…
Голосок звучит тоненько, нежно, в нем слезы и мольба. А потом сильнее, строже, хотя также печально:
Если ты их тронешь,
первым и умрешь,
первым и умре-е-ешь.
Грусть передалась и дону Освальдо. Очень заразительна печаль этих песен, в них боль целого народа, его страдание и терпение, его муки, порожденные жестокостью белых хозяев и беспощадной силой этих безмолвных круч. Песни эти — дети голода и плетки, скал и лесных хищников, снегов и туманов, одиночества и ветра.
Напев стал затихать, а потом и совсем замер где-то далеко внизу. Подъем делается все круче. Тропинка упрямо карабкается вверх, выступы скалы, задевая за стремена, тянут их вниз. Туман, туман… Уже не видно ни одной травинки. По краям тропы жмутся к земле широкие листья каких-то растений. Туман… Ага, оказывается, глаз постепенно привыкает, нужно только пристальнее вглядываться. В нескольких метрах от себя дон Освальдо различает черные и синие каменные глыбы и широкие кривые пласты горной породы. Но вот тропа исчезает в осыпи, и проводник останавливается.
— Лошадь останется здесь, ей дальше не пройти…
Гнедого привязывают к камню, и, глядя, как люди тают в тумане, он тоскливо ржет.
Когда приходится лазить по горам, по осыпям, по гладким откосам да острым камням, мягкие охоты гораздо удобнее, чем подбитые гвоздями сапоги. Инженеру трудно идти, ноги разъезжаются, и проводник все время шагает рядом, следит, чтоб тот не упал с отвесного обрыва и не сломал себе шею. У дона Освальдо гудит в ушах, и индеец чувствует, как рука инженера, которую он все время держит в своей, холодеет и деревенеет. Очень трудно дышать. А может быть, здесь вообще нет воздуха?
