— Поживем увидим. Ты ведь и сам не ешь хлеба из дерьма. Готовится наступление, фрицы уже выбились из сил. Последний год воюем.
— Только в твоем воображении это самое наступление.
— Как, — удивилась Тереза, — вы не верите в нашу победу?
— Верю, но не в такую уж скорую.
— Не каркай, — возмутился брат.
— А каковы рабочие! Отсиживаются на заводах, лакомятся курочкой, как мы с тобой. А крестьяне и буржуа идут на фронт.
— Считай, что им повезло. Салату положить? Когда Гогенцоллернов и Габсбургов упрячут в кутузку, все народы разоружатся. Правда, не будет и военной формы. То-то дамы пожалеют.
— Дурачок, — бросила Тереза.
— Разве не правда, — не унимался сенатор, — что женская добродетель капитулирует при виде мундира?
— Значит, ты утверждаешь, — заметил Бернар, — что большинство женщин — шлюхи.
— Как всегда клевещешь, — возмутился сенатор. — Ничего такого я не говорил. Попробуй лучше камамбер. Знаешь, как я отвечаю на пораженческие речи — смеюсь над ними: ха-ха-ха!
— И правильно, — согласилась Тереза. — Если к вам прислушиваться, Бернар, помрешь от меланхолии.
— Но я-то не помер, — возразил Бернар.
— Еще бы, ты только ею и живешь.
— Я объективен.
— Ладно, хватит. Эти апельсины мне прислал некий швейцарец.
— Мне тоже.
— Может, навестим их? — предложила Тереза.
— А почему бы и нет? — оживился сенатор. — Если Лали теперь Гейфер, то она же не перестала быть нашей кузиной? Кузен Адольф! Страшно подумать, что у нас теперь родственник с подобным имечком. Но Лали славная бабенка. Ты, помнится, когда-то лапал ее без зазренья совести.
— Перестань, — произнесла Тереза.
После кофе Бернар быстренько распрощался с братом и в половине второго уже стоял у двери, которую сторожил фаянсовый пес.
Открыла ему Аннетта.
— Ой, как я рада, как я рада!
— Здравствуй, малышка.
— Здравствуйте, месье Леамо, — ответствовала малышка.
— Зови меня Бернар.
На крыльцо вышла старшая сестра Мадлена в кимоно персидского облика с внушительным разрезом, что делало ее очень даже смахивающей на шлюху.
— Входите же, месье, — воскликнула она.
Он вошел. Она сердечно пожала ему руку и впустила в комнату, именуемую гостиной, увешанную флагами самых разнообразных стран и народов и фотографиями офицеров союзных армий, по большинству британской.
— Мои крестники, — подмигнула Мадлена и тут же отправилась за бутылкой виски. В это время появился мальчуган по имени, как выяснилось, Поло, в воскресном костюмчике. Мадлена вскоре вернулась.
— Очень мило с вашей стороны сводить их в кинематограф. У меня-то времени нет. Бьюсь с ними с пятнадцати лет. А разве на заводе мне хватило бы, чтобы дать им приличное воспитание? Так что виновато общество, а не я.
