— Но ведь с работой плохо уже много лет!.. Сколько себя помню, всегда так было. И какого черта? Не одни же вы в таком положении. Я вот, например, тоже в убытке: никто не покупает, нет денег!
Жозе Инасио Мира ходит из угла в угол. Скручивает сигарету, закуривает и принимается связывать покупки.
— Хочешь мешок под все это?
— Давай.
Палма расплачивается и прячет полученную сдачу.
— Правда-то в том, — снова начинает Палма, — что есть работа, что нет ее, жрать все равно каждый хочет. И тут ничего не поделаешь.
— Ничего не поделаешь, — быстро перебивает его Жозе Инасио. — Вот ты, например, не пошел с ними, отказался, поступил, как счел нужным. А хорошо или плохо? Не все ли равно. Деньги заработал, несешь еду домой. Ну не лучше ли так?
— Так-то оно так… Только повезло мне.
— И будет везти. Важно, чтобы ты вел себя как положено. Глупостей не делал! А то — собрания!..
Палма молчит. Нет, его взгляды на жизнь никогда не походили на те, что высказывает хозяин лавки.
— Ладно, — прощается он. — Я пойду.
Закидывает за спину мешок и выходит.
Увидев его на опушке, возле дубовой рощи, обе женщины, успокоившись, усаживаются на пороге дома и поджидают. В дом они входят только следом за ним.
Молча смотрят они, как на столе появляется хлеб, мясо, вино. И все так просто, естественно. Палма отрезает ломоть и идет во двор, к Бенто… И пока тот ест, ласково гладит его по голове.
— Бедненький, бедненький Бенто…
Обходит двор, осматривает стены и крышу лачуги. Чувствуя себя снова хозяином и главой семьи, он, прежде чем лечь на жалкое ложе и уснуть, говорит:
— Разбудите меня в полдень.
Вечером Мариана всю семью находит за столом. Запах еды в доме, радостные лица создают праздничное настроение.
— Бери скамью, подсаживайся.
— Я с собрания, отец.
— Потом расскажешь.
Сухой ответ Палмы радует Аманду Карруска. Ее сморщенное лицо озаряет улыбка, но она ни на минуту не перестает жевать жареное мясо, жадно собирая хлебным мякишем жир с тарелки.
Досадуя на отца, Мариана принимается есть.
Съев свой кусок, Жулия тянет к сковородке руку, но тут же, не решившись, отдергивает. Притихшая, она сидит прямо, чуть склонив голову набок.
Понимающий, нежный взгляд Палмы задерживается на жене.
— Ешь, ешь еще, — говорит он.
Слова мужа звучат для Жулии как ласка. Она смотрит по сторонам, не обратил ли кто на это внимания. Ей стыдно.
— Я сыта…
Палма пододвигает к ней сковородку.
— Ешь, — повторяет он.
Бесцветное лицо Жулии заливает румянец. От нахлынувших чувств глаза увлажняются, горло сжимается до боли. Она берет кусок и жадно ест.
