Закон вселенской подлости | страница 38
– Ювелирная работа, – похвалил филигранную точность Эдик.
– Результат болезненных проб и ошибок, – пожаловалась Юля. – Я все руки себе исколола, пока приноровилась.
– Ох, нелегкая это работа, – согласилась я с ней строчкой из стихотворения Чуковского.
– Ох, работа нелегка – акварелью красить ка… Кактусы Грузона в розовых вазонах! – тут же срифмовала Юля.
У нее папа поэт, так что талант наследственный.
– Класс! – восхитился экспромтом Эдик. – Только не вазон, а горшок, и не розовый, а коричневый…
– Блин! – воскликнула я без намека на восторг, зато почти с ужасом. – А вазон-то, вазон!
– А что не так с вазоном? – Юля прищурилась.
– Он же совсем другой формы! – огорчилась я. – Я только сейчас сообразила: у той Чучундры горшок был круглый, а у этой цилиндрический! Думаешь, Гавросич этого не заметит? Блин, блин и блин! Надо срочно пересаживать Чучундру Вторую в правильный горшок…
– Не успеем, – сказала Юля, прислушиваясь к шагам на лестнице. – Гавросич идет. Все. Все пропало…
– Без паники!
Эд огляделся, прыгнул к застекленному шкафу с парадной посудой и снял с полки супницу, произведенную местным фарфоро-фаянсовым заводом и талантливо расписанную лично непризнанной пока художницей Ю. Ю. Тихоновой.
– Вот! Давайте свой вазон сюда!
Мужественно пренебрегая угрозой дополнительно пораниться о колючки, мы с Юлей в четыре руки подхватили горшок с кактусом и поместили его в супницу.
– Замечательно входит! – прокомментировал результат Эд.
Я покачала горшок – он сел крепко.
– И замечательно, что не выходит! Гавросич его не вытащит и не заметит подлога.
– У-ф-ф-фу-у-у! – облегченно выдохнула Юля и стерла пот со лба той же губкой, которой красила кактус.
– Кто дома-а-а? – донесся из прихожей голос Гавросича.
– Слава богу, все уже дома, даже новая Чучундра, – пробормотала я и крикнула в ответ: – Мы дома-а-а!
– Чучундру на подоконник, живо! – скомандовала Юля.
Эдик, приседая от тяжести, зато вполне удобно держа ношу за ручки супницы, препроводил Чучундру в места постоянной дислокации.
В дверь постучали.
– Войдите, – сказала я, падая в кресло и уже на лету чинно складывая на коленях исколотые руки.
Юля же сноровисто прилепила на журнальный столик лист акварельной бумаги, оправдывая присутствие в интерьере прочих художественных инструментов.
– Добрый вечер, девочки, – поздоровался Гавросич. – Увидел Эда и добавил, приятно удивленный: – И мальчики?
– Гавриил Иосифович, познакомьтесь, это Эдуард, он ммм… – дальше Юля не успела придумать.