Через запорошенные снегом окна пробивался бледный свет и доносились приглушенные звуки музыки. Она играла…
Снег заметал «наше крылечко», как мы с Ехевед его прозвали, сыпал в лицо, а я, завороженный, не мог двинуться с места. Стоял, прислушиваясь к чарующим звукам, которым словно вторила метель.
Вес сыпал и сыпал колючий снег, я стоял и тогда, когда музыка оборвалась.
В окнах погас свет…
Вьюга бушевала всю ночь, а к утру ветер утих. Установились ясные дни, и вечера были тихие, светлые. Молодежь заполняла главную улицу, шумную от веселых возгласов ребят, катавшихся на санках и лыжах, игравших в снежки.
Ехевед я нигде не встречал. Только через неделю, потеряв всякую надежду, неподалеку от дома я вдруг увидел ее.
— Ехевед! — радостно воскликнул я.
Она остановилась, растерянно оглянулась и удивленно спросила:
— Соля?! Как ты здесь очутился?
— Я здесь уже почти неделю… Так хотел тебя увидеть… А ты… ты нигде не появляешься, никуда не выходишь, — взволнованно бормотал я.
— Да, я действительно выхожу редко. Много читаю, — пояснила она.
— Пройдемся немного…
— Сейчас не могу. Дома ждут… — тихо, как бы извиняясь, ответила она.
— Тогда завтра?
— Завтра? — переспросила она, сосредоточенно заправляя под белый пуховый платок выбившиеся из-под него золотистые пряди волос. — Завтра я уезжаю.
— Уже? Уезжаешь?! — Меня словно громом поразило это известие. — Каким поездом?
— Вечерним. Уже договорилась с возчиком Ошером. Это я от него иду.
— Если так, я тоже поеду завтра… Ты ничего не имеешь против? — спросил я полушутя-полусерьезно.
— Хорошо. Значит, поедем вместе, — улыбнувшись, сказала она и протянула застывшую ладошку.
— Подожди еще секунду, Ехевед. Я ведь так давно тебя не видел. Постоим еще немного, — попросил я.
— Не могу, — мягким движением она высвободила свою руку и взглянула мне прямо в глаза. — Завтра… Завтра мы ведь увидимся…
Она ушла.
Я смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду. Потом поспешил к возчику Ошеру, сказать, что завтра тоже еду вечерним поездом. Мы договорились, что сначала он заедет к Ехевед, а потом уже возьмет меня.
Всю ночь я не сомкнул глаз, представляя, как мы сидим с Ехевед близко-близко друг возле друга в санях, потом в поезде. Я держу ее руку в своей, вижу знакомую светлую улыбку на милом, родном лице. Мы разговариваем. Мне ведь надо так много ей сказать и еще больше узнать от нее.
В условленное время Ошер подъехал, но Ехевед, к моему большому изумлению, в санях не было. Шмыгнув в смущении носом, Ошер сказал, что она с ним не едет. Реб Ицхок Певзнер передумал, договорился с другим возчиком — Симхой Рыжим. Реб Ицхок тоже едет на вокзал провожать свою младшенькую. И ему, габе, не подобает, видимо, сидеть в одних санях с комсомольцем.
