Экипаж судна – больше ста человек, может быть, сто десять, а может, все сто сорок, сосчитать всех не получалось из-за высокой скученности. Но гребцов на фусте – ровно семьдесят два человека, с учетом двух запасных, на случай случайной гибели. Все гребцы – свободные люди, за исключением Прохора и двух невольниц в трюме. Обычно гребли только загребные, но когда корабль выходил из порта или когда начиналось сильное волнение на море, то слаженно махали веслами все гребцы галеры.
На длинном и узком корабле в огромной тесноте умудрялись мирно сосуществовать разные люди с различными характерами. Конфликты практически не возникали, капитан наказывал забияк очень жестоко, а попросту вешал. Однако время от времени на борту происходили несчастные случаи. Именно такой случайности обязан Прохор своим появлением на борту именно этой фусты.
Один из гребцов, из новеньких, не смог притереться к остальным членам команды, проявив горячий нрав. Собравшийся на корабле разноплеменный сброд – не ангелы, каждый из всего этого оголтелого воинства законченный убийца и насильник, но черкес этого не хотел понимать. Потому случайно, одной из темных ночей, упал он за борт. Капитан, утром узнав о происшедшем на корабле несчастном случае, не стал проводить дознание, ища виновных. В том, что виновные были – сомнений не возникало.
Капитан поступил просто. Купил невольника в ближайшем порту, а стоимость раба вычел из зарплаты команды. Естественно, стоимость покупки раба капитаном завышена втрое – так справедливо. Команда не роптала. Капитан платил щедро, утрата тридцати акче – сущий пустяк, когда речь заходит о сохранении на борту корабля нормальной обстановки терпимости друг к другу. Прохор быстро выучил минимальный набор слов, языком общения на османской галере, естественно, был турецкий, но по-татарски говорили почти все. Так что Прохор смог общаться с соседями вполне свободно.
На банке, длиною почти три метра, сидели только двое гребцов. Как уже говорилось, Прохору досталось место в метре от центрального прохода. До соседа испанца, машущего более коротким, а потому более легким веслом[18], тоже чуть меньше метра. Ровно такое же расстояние отделяло каталонца от планшира. Нужно сказать, что банки-скамьи для гребцов расположены на галере елочкой, это позволяло разместить гребцов самым оптимальным образом, так плотно, насколько это вообще возможно, и в то же время гребцы не мешали друг другу.
Спать приходилось Прохору прямо на скамье в сидячем положении. Матросы и солдаты спали на носовой платформе и в боковых проходах по палубе, а кое-кто и на скрещенных веслах. Даже «офицеры» спали на палубе под открытым небом. Единственный человек, которому посчастливилось спать на кровати – сам капитан фусты. Прохор не знал, насколько велика капитанская каюта, в которую никто не имел права заходить под страхом смерти. К каюте вел ближайший трап от капитанского мостика. В носовое отделение галеры вел трап от предпоследней банки, по правому борту, там хранились канаты и располагался госпиталь для раненых. Когда начался бой, госпиталь мгновенно наполнился вопящими от боли ранеными. Никто не мог понять, отчего гибли люди, пока доктор, не обращая внимания на стоны раненого, не извлек пулю из раны. Какие выводы сделал капитан, Прохор не догадывался, но точно не испугался. Уверенность капитана подействовала отрезвляюще на команду.
