Он произнес это так, что Мария даже зажмурилась. Такой силы ненависть была в словах этого тихого человека.
— У нас в Мукачеве, — снова заговорил Пахол, — до войны, когда еще мадьяры захватили Закарпатье, все чехи выехали, и я остался, пожалуй последний, и мне не давали работы, потому что я чех. Но потом, когда пришли гитлеровцы, дело было поставлено так: продайся Гитлеру и сразу получишь работу. Вот тогда я впервые подумал: «Нет, этому лютому псу я могу сказать только: «Тодт!» — и опять остался без работы. Но я сказал это только себе и никому больше. — Он вдруг смутился. — Вы не поверите, что пожелать кому-нибудь смерти для меня тогда было еще страшнее, чем попасть в тюрьму или в концентрационный лагерь. Меня с детства учили, что это самый большой грех. Теперь я знаю, что грех — это совсем другое. Я убил пятерых фашистов, и будет грех, если я не убью шестого.
— Ваша семья в Мукачеве? — спросил Стахурский.
Пахол помолчал.
— В Мукачеве, — сказал он после паузы, — была в Мукачеве, когда меня погнали на работу в Германию. У меня жена и двое детей, — закончил он тихо.
Он снова лег лицом вниз. Стахурский и Мария молчали.
Потом Пахол поднял голову и промолвил тиха и тоскливо:
— А может, они все-таки живы…
— Конечно, живы, — сказала Мария. — Не надо черных мыслей.
— Надо верить, что живы, — сказал и Стахурский.
Вздохнув, Пахол продолжал:
— Буду верить. Иначе и жить не для чего… Хотя у меня есть еще один родной человек, один товарищ — девушка, — грустно добавил он, — которая и направила меня на настоящую дорогу. Я хотел бы быть вместе с семьей… Но я слоняюсь по земле, гоняю машины и убиваю гитлеровских офицеров. Страх, что натворила с людьми война.
— А для чего вы это делаете? — спросил Стахурский.
— Что, прошу вас? — не понял Пахол.
— Для чего вы убиваете гитлеровцев?
— Прошу прощения, — смутился Пахол, — но я не понимаю вашего вопроса. Надо уничтожать наци или умирать самому. А теперь я не боюсь, если и мне придется умереть, потому что, если живы мои дети и жена, о них позаботятся.
— Кто? — спросила Мария.
Пахол помолчал.
— Она же, та советская девушка из Харькова.
— Из Харькова? — обрадовалась Мария. — Вы были в Харькове?
— Я там служил в хозяйственной команде. И стоял в ее квартире. Она и научила меня сбросить моего шефа-фашиста с машиной под откос, а если я погибну, обещала позаботиться о жене и детях после войны. Она сказала, что если и она погибнет, позаботится тот, кто ее любит. А если и он погибнет, позаботится ваше государство, Советский Союз.
