Они скрутили цыгарки. Потом Мария сказала:
— Расскажите же толком, что произошло. Можно? Имейте в виду, что я кандидат партии с понедельника.
Это прозвучало как-то по-детски, и Стахурский невольно рассмеялся.
— С понедельника? То есть аж пятый день? Но ведь ты в отряде совсем недавно, а поручители должны тебя знать по совместной работе не меньше чем год?
Мария нахмурилась, щеки ее залил румянец, она смутилась и рассердилась на себя за это, а замечание Стахурского ее обидело.
— Что ж такого? В отряде нашлись товарищи, которые знают меня по работе несколько лет.
— Ну, не сердись, — примирительно сказал Стахурский. — Прости, я не хотел тебя обидеть. Мне не пришло в голову, что так может быть.
И он коротко рассказал о том задании, которое имела группа на строительстве железнодорожной ветки, про разговор с Клейнмихелем, про все его ловушки и выверты, про арест, поступок Пахола и бегство сюда.
Пахол лежал лицом вниз — он поднимал голову только для того, чтобы затянуться цыгаркой и выпустить дым. Мария облокотилась на землю и повернулась к Стахурскому всем телом, насколько тут вообще можно было повернуться. Ее лицо пылало от возбуждения и ежеминутно менялось, то бледнело, то снова пылало, а глаза то темнели, то светлели — у них была такая странная особенность делаться то совсем темными, то совсем светлыми.
— Какой страшный провокатор! — прошептала она, услышав, что Клейнмихель выдавал себя за агента английской разведки. — А может, он и в самом деле агент?
— Не думаю. Хотя не исключено, что он двусторонний агент.
— Что такое двусторонний агент?
— Разведчик, который работает на два государства.
— Что вы?! Разве есть такие?
— О! — нахмурившись, сказал Стахурский. — Англия и Америка воюют против Германии, а не против фашизма. Против Германии они воюют, но против нас они с фашистами заодно. Их шпионы, конечно, так и действуют, стараясь подорвать наши силы.
Известие о предполагающемся приезде Гитлера ошеломило Марию. Она некоторое время даже не могла вымолвить ни слова. Потом прошептала, замирая:
— Неужели правда?
— Кто его знает! Может быть, только хитроумная провокация Клейнмихеля.
Мария не находила слов:
— Понимаете… ведь мы могли б его убить. Если бы это была правда…
— Да! — усмехнулся Стахурский. — Можно сказать, что Гитлер был бы для нас дорогим гостем.
Пахол вдруг поднял голову и заговорил:
— Если бы мне убить Гитлера, я бы, с вашего позволения, считал, что не только я, а весь мой род с деда-прадеда не зря прожил на свете. Мне бы один раз повести его машину, и от него не осталось бы мокрого места.
