Она не имеет права вторгаться в мою жизнь раз в семь лет, как какая-то фея из сказки.
Чуть позже она вновь стучится в дверь моей спальни. Я остаюсь в постели и ничего не отвечаю. Она всё равно бы пришла. Чтобы добраться сюда, она преодолела световые годы, и её не могла остановить тонкая фанерная дверь. Мне приятно думать о том, что она преодолела такой путь ради встречи со мной, и одновременно я её за это ненавижу. Это приводит меня в замешательство.
— Какое элегантное платье, - говорит она. Моё вечернее платье для выпускного висит на задней стороне двери. Этот действительно элегантный наряд обошёлся мне в половину моих сбережений, но я случайно порвала его в районе лифа.
Спустя некоторое время я поворачиваюсь и сажусь. Она устроилась в моем кресле, шьёт. Она вырезала кусок в форме гитары из своего серебряного платья, и пришила эту заплату над разрывом в моём. Получилось идеально.
— Моя мать умерла, когда я была маленькой девочкой, - говорит она. - Я совсем не знала её. Так что я решила, чтобы с тобой должно быть всё по-другому…
Так странно обнимать её. Она могла бы быть моей старшей сестрой.
Тридцать восемь:
Мы с мамой сидим в парке. Малышка Дебби спит в коляске, а Адам вместе с другими мальчишками носится по детской площадке, крича от радости.
— Мне так и не удалось познакомиться со Скоттом, - произносит она извиняющимся тоном. – Когда я навещала тебя в предыдущий раз, вы с ним ещё не встречались.
Он был хорошим человеком, чуть было не сказала я. Мы просто отдалились друг от друга. Это было бы не трудно. Я так долго всем лгала, в том числе и самой себе.
Но я устала от лжи.
— Он был ослом. Просто мне потребовались годы, чтобы это понять.
— Любовь заставляет нас делать странные вещи, - говорит она.
Маме всего двадцать шесть. Когда я была в её возрасте, я тоже была полна надежд. Может ли она действительно понять мою жизнь?
Она спрашивает меня, как умер отец. Я говорю ей, что он ушёл спокойно, хотя на самом деле было не так. На моем лице больше морщин, чем у неё, и я чувствую необходимость её защищать.
— Давай не будем больше говорить о грустном, - говорит она. И я злюсь на неё за то, что она в состоянии улыбаться, и в то же время я радуюсь, что она здесь со мной. Это приводит меня в замешательство.
Потом мы сидели, говорили о малыше и смотрели, как играет Адам, пока совсем не стемнело.
Восемьдесят:
— Адам? – спрашиваю я. Мне требуется много усилий, чтобы повернуть коляску, и всё вокруг в моих глазах кажется таким тусклым. Это не может быть Адам. Он очень занят со своим новым малышом. Может быть, это Дебби? Но Дебби никогда меня не навещает.
