В щель между дверками алькова я видел угол тёмной комнаты, чёрный и тихий. Что-то было не так, но что?
Я почувствовал, что моя пижама мокрая. Как же это могло произойти? Моя одежда намокла и когда я отодвинулся в сторону, то почувствовал, что и матрас тоже сырой. Я отодвинулся как можно дальше к стене, ища сухое место и стараясь не разбудить Мейнта. Пижама промокла до лодыжек.
Как сложить руки, чтобы помолиться, чтобы изменить случившееся? Я складываю мокрые пальцы вместе: «Пожалуйста, пожалуйста, дорогой Бог, сделай так, чтобы утром всё было сухое».
Но к утру ничего не высыхает.
Женщина осматривает кровать, я рядом виновато переминаюсь с одной босой ноги на другую.
«Он намочил постель», — восклицает она с отвращением. Она нюхает простыни и сдёргивает их, собирает в охапку постель, и со злым лицом выходит из комнаты.
«Ты так делал дома? Я, по крайней мере, должна была знать. И твоя мать могла бы сообщить об этом, не так ли?»
Нет, дома я не мочился в постель. Такое было очень давно, мы держали это в секрете, моя мама и я, и даже перед папой… Но это закончилось пять лет назад.
За завтраком я веду себя как можно незаметнее, чтобы своим видом меньше вызывать отвращение к себе. У меня чувство, что всё уже не исправить, я окончательно всё испортил. Обмочил постель, не хожу в церковь, не молюсь перед едой, потерял продовольственные карточки, я одно сплошное недоразумение.
«Кем же ты станешь, — часто говорила мама мне, когда я приходил домой из школы с плохими отметками, — наверное только мусорщиком». Я видел эту вонючую повозку, ездившую по улицам во второй половине дня. Позади кузова висели мешки, заполненные чем-то бесформенным, серым, с длинными, липкими нитями, свисающими из них. Мужчина, который забирал мешки с отходами, шёл в запятнанном, мешковатом комбинезоне и больших резиновых сапогах и хлопал поводом по худой спине лошади. И я однажды буду таким?
Я вытираю лицо, тру его отчаянно, но ручеек слёз унижения продолжает течь.
По какой-то причине я в этот день не иду в школу, женщина так рассержена, что не удостаивает меня взглядом и только Янти и Мейнт уходят в школу. Молча она убирает в комнате. Я не вижу мужчину, но он, вероятно, очень рано ушёл в море.
Я вжимаюсь в стул у окна и теряюсь в доме. Мне скучно до смерти. Утру кажется не буден конца, и наконец к полудню все возвращаются домой, к еде в больших горшках, стоящих на столе. Они, кажется, забыли моё ночное недержание, забыли даже то, что я есть, они говорят друг с другом и не обращают внимание на меня. Посреди еды я вдруг ощущаю потребность посетить туалет за домом.
