– Взять в плен? – догадался Фёдор.
– Что-то вроде того, – и упреждая вопрос, – да, у нас не всегда есть возможность оставить захваченного в живых. Ты сам знаешь это. – Фёдор согласно кивнул. – Но если такая возможность появится, можно будет передать пленного кому-то ещё или решить вопрос как-то по-другому, я это сделаю. Ты знаешь, я не пытаю пленных. – В голосе Ефимова появилось опустошённость. – И войны затеваю не я. Их начинают другие, а я еду на войну, чтобы кого-то спасти. При этом мне приходится убивать. – Он повторялся. И после секундного раздумья: – Из двух зол выбираю меньшее.
– Сергей Михайлович, вы могли бы убить ребенка?
Чтобы ответить, Ефимову не требовалось много времени на размышления, этот вопрос он много раз в жизни задавал самому себе.
– По определению – в кризисной ситуации, грозящей группе уничтожением, я это сделать должен. – Сергей не собирался лукавить. – Но не знаю. – Он замолчал, формулируя ответ так, чтобы быть правильно понятым. После непродолжительной тишины неопределённо пожал плечами. – Но если бы считал, что этим спасу десятки других детей, наверное, смог бы. Как бы я себя потом чувствовал – другое дело, но смочь бы, наверно, смог.
– А женщину? Я не имею в виду женщину с оружием, женщину – военнослужащую. Просто женщину…
– Наверное. Но в таком же ракурсе и по той же причине. Но надеюсь, я никогда не стану перед таким выбором.
– Я бы не зарекался.
– Я тоже, – вынужденно согласился старший прапорщик.
Он взглянул на часы, будто куда-то опаздывал.
«С командировками надо завязывать, – мелькнула мысль. – Фёдор прав, когда-никогда всё случается. Везение не может длиться вечно».
Этот выход оказался тяжелым. Пришли под утро. Вымотались и физически и морально. Сдали оружие, помылись, завалились спать. Но не прошло и четырёх часов, как появившийся в палатке дневальный громко оповестил:
– Первая, вторая группы – подъём!
– Какого хрена? – раздались сонные недовольные голоса.
– БР (боевое распоряжение) пришло, – сообщил дневальный. – Ротный сказал собираться по-быстрому. Вставайте.
– Чёрт! – выругался Ефимов. Сел и некоторое время сидел, прогоняя сонное оцепенение, затем свесил ноги с нар и соскользнул в тапочки. Окинув взглядом своё, не желающее просыпаться войско, негромко, скорее попросил, чем скомандовал:
– Парни, вставайте. – И командиру: – Виталий Кириллович, подъем.
– Что такое? – отозвался Масляков, видимо, пропустивший слова дневального мимо ушей.
