— Никак… — Лида вырвалась и ударила Малакана по руке.
Малакан мгновенно выпрямился и рывком выбросил вперед другую руку, в которой был нож.
— Быстро отсюда, — приказал он мне и Вовке.
Вовка встал и отошел недалеко.
— Бегом! — прикрикнул Малакан.
И Вовка пошел.
— Бегом! — зло повторил еще раз Малакан.
И Вовка побежал, втянув голову в плечи и не оглядываясь.
— Ну! А ты чё тилипаешься? — набросился на меня Малакан.
Но я твердо решил: пусть лучше он меня зарежет, но я не уйду.
— Я не уйду, — сказал я.
Малакан поднес нож к моему горлу.
— Ну!..
И тогда я изо всех сил вцепился зубами в эту руку. Нож выпал, я его поймал и швырнул в воду. А разъяренный Малакан сбил меня с ног. Я упал, сжался, спрятав лицо в живот, а локтями прикрыв почки. Малакан бил меня ногами, один раз он даже прыгнул на меня. И тут Лида как кинется на него, как вцепится ему в волосы… Малакан еле-еле отшвырнул ее от себя, и тогда Лида закричала на весь парк:
— Помогите!
Малакан испугался и, спотыкаясь, бросился в кусты. Лида села со мной рядом и не заплакала, а только сказала:
— Ишь, гадина какая!
С Вовкой я ругаться не стал. Он тоже был на другой день у меня на проводах и попросил прощения.
— Ты же знаешь, что Малакан не то что побоится, а просто не поленится пырнуть ножом, — попытался оправдать себя Вовка.
А в армии мне все нравится. Правда, четыре дня только и прошло. Но служить я буду добросовестно и честно, потому что так я обещал тете Жене и Лиде.
Ни я, ни мои родственники судимостей не имеют. За границей не были.
Мой отец позвонил мне на работу и назначил встречу в кафе «Золотой олень». Приехал и позвонил. Сейчас стало модным, когда ушедшие отцы встречаются со своими повзрослевшими детьми в кафе. Я видел это в кино.
И вот я сижу со своим отцом. Нас разделяют два бифштекса, бутылка сухого вина и плитка гвардейского шоколада. Я держу в руках фужер с легкими пузырьками и гляжу мимо отца на соседний столик: за ним сидит женщина — ничего женщина, и ножки у нее ничего. Отец перехватывает мой взгляд, тоже оборачивается и понимающе ухмыляется. Мне хочется сделаться маленьким и спрятаться в горчичницу, но не оттого, что я смотрю на женские ноги и отец это видит. Я просто не хочу смотреть на отца: он седой и здорово постаревший, мне жалко его, но я не должен его жалеть, потому что я все прекрасно помню.
Четыре года назад, когда мне было тринадцать, отец стал ходить к той женщине. Я все понимал, и Катька понимала, хотя ей было тогда пять лет. Не понимала только мама и Лорочка, которой исполнилось только два года. Сначала отец стал очень поздно приходить с работы и задерживался все чаще и чаще. А когда бывал дома, молчал, курил и злился на нас.
