Но главная суть нашего разговора в тот вечер была не в этом. Сёмка был обеспокоен вот чем. Он намеревался в течение двух месяцев, пока он подготовит свой побег, выучить «американский» язык.
Не без злорадства я сказал, что в Америке говорят не на американском, а на английском языке.
— Не ври! — перебил меня Сёмка и, в подтверждение своей правоты, показал вырезанное из нашей губернской газеты объявление. В объявлении сообщалось, что: «Лица, желающие без посторонней помощи овладеть в совершенстве в течение двух месяцев разговорным американским языком, благоволят обратиться в книжный магазин Сысоева в городе Вологде, где могут за десять рублей приобрести полный самоучитель такового языка».
Я был посрамлён… Даже больше, я заподозрил в невежестве мою школьную учительницу, рассказывавшую нам об Америке.
— Вот этот самый… ну, как его? — самоучитель я и хочу купить, Алексей! — сказал Сёмка. — Завтра долговязый Костя едет на праздники в Вологду и взялся купить книжку. Только, значит…
Тут голос Сёмки дрогнул, и он шмыгнул носом.
— Ну что? — спросил я, уже полный сочувствия к планам Сёмки.
— Только вот… — Сёмка тяжело вздохнул. — Не хватает четырёх рубликов. Шесть есть, а четырёх нету…
Сёмка поведал мне, что он потихоньку от хозяина и хозяйки продал на базаре свои сапоги, которые справил месяц тому назад. За сапоги он получил шесть рублей. «Дело к лету, обойдусь без сапог, не барин!» — сказал он.
— Тебе же хозяин на пасху должен деньги отдать. Ты сам говорил, — сказали.
— В том-то и беда, что хозяин в следующую субботу отдаст, как заказчик с ним рассчитается. У хозяина теперь ни рубля, сам на праздники у лавочника в долг всё забрал.
Сёмка, по контракту с хозяином, жил, как тогда говорили, на готовых харчах, а два раза в год, на пасху и на рождество, получал по шести рублей. Из этих денег он справлял себе сапоги (от хозяина ему сапог не полагалось), а на остальное покупал фунт дешёвых конфет и непременно перочинный ножик. Ножички, особенно с несколькими лезвиями, были такой же страстью Сёмки, как и чтение книг про сыщиков и гипнотизёров.
И всё-таки Сёмка, по сравнению со мной, был богачом. У меня за целый год набиралось тогда рубль-полтора. Дома мне не давали ни копейки, а дарил мне эти деньги крёстный, сослуживец отца. Был он вдов, и детей у него не было. Но, однако, и эти деньги тратить без ведома отца я не смел. Обычно к осени на них справляли мне новую рубашку или шапку. Хранились мои сокровища в особой копилке, и ключ от неё был у отца.
