Он искал Британника, но от волнения никак не мог его найти. Лишь после того, как он несколько раз обвел глазами стол, он заметил его возле Агриппины, прямо перед собой. Нерон не ожидал, что окажется так близко от него. Эта близость давала ему возможность следить за каждым его движением.
Лицо Британника было равнодушно, и среди пышно разодетых придворных он казался незначительным. У него были черные, коротко остриженные волосы; голова его была миниатюрна. Обменявшись со всеми гостями вежливым приветствием, Британник стал смотреть как бы мимо их, не принимая участия в окружающем оживлении; лишь на сестре он остановил любящий взор.
Император переглянулся с Зодиком; последний возлежал в темной компании стихокропателей. Он кивнул Нерону, как бы в знак того, что все в порядке.
Слуги в белых туниках разносили закуски.
Нерон ел с волчьей жадностью.
Он словно хотел возместить лишения последних месяцев. Отказавшись от голодного режима, он уже во время закусок наелся до отвала. Он глотал свежие устрицы, уничтожал спаржу и оливы, смаковал свое излюбленное лакомство — страусовые мозги.
— Почему ты не кушаешь? — обратился он к Британнику. — Надеюсь, ты не болен? Ты выглядишь лучше и очевидно поправляешься!
Агриппина и Октавия стали прислушиваться: первая — с суровым вниманием, вторая — с заботливым беспокойством.
— Ешь, брат! Поэты должны хорошо питаться. Только боги живут амброзией!
Стихотворцы начали посмеиваться. Но как только Агриппина подняла маленькую, желтую, как воск, руку, водворилась тишина.
— Разве ты не любишь угря? — язвительно продолжал Нерон. — Или горячей кровяной колбасы с гвоздикой? Рекомендую тебе ее! Она укрепляет голос.
— Его голос достаточно силен, — вмешалась Агриппина.
— Однако в нем нет огня, — возразил Нерон.
— Теплота лучше огня!
Ответ матери смутил его.
— Где Сенека? — полюбопытствовала Агриппина, всегда бдительно следившая за своим противником.
— Он просил извинения, — ответил император. — Наш великий моралист нездоров. Кроме того, он устал. Он лишь недавно окончил свою драму. Вчера он прислал мне ее.
— Как она тебе нравится? — спросил Фаиний, уплетая за обе щеки.
— Ничего, — проговорил Нерон, — она выдержана в его духе. Много общих мест и пафоса. Его более ранние произведения удачнее. Неудивительно: он уже стар и исписался!
— Как называется эта драма? — осведомилась Октавия, чтобы что-нибудь сказать.
— Тиест.
В рядах поэтов пробежал шепот.
— Слыхала ли ты об этом герое, императрица? — спросил Нерон.
