— Приготовиться к принятию цветов. Оркестр играет туш, — сказал Захаров, глядя на нас.
— Очень мы нужны больнице! — отозвался Гринин.
— Что ты понимаешь, парень! — мягко улыбнулся Захаров. — Сестры будут строить нам глазки. Премудрые доктора свалят писание историй и ночные дежурства. Мы нужны! Ну прямо как воздух, как хлеб.
— Как молоко, — добавил Гринин и посмотрел на меня.
Признаться, я думал, что нас все же будут встречать, ну, не с цветами, не с оркестром, конечно, а просто так, без всяких пышностей. Но, как видно, все были заняты, и никто не догадался даже посмотреть на нас в окно. А мы шли, немного оробев, во всяком случае, я могу это сказать про себя.
На песчаном дворе больницы кое-где стояли высокие голые, словно ощипанные, сосны, ветер раскачивал их из стороны в сторону. Холодные, черные, насквозь промокшие скамейки были пусты.
Четыре громоздкие белые колонны сторожили вход в больницу. Дверь была застекленная, открывалась и закрывалась мягко, не скрипела.
В вестибюле было пусто и тихо, пахло йодом и хлоркой и едва уловимым запахом духов. Недавно здесь прошла женщина..
— Батюшки! Никак практиканты! — вскрикнула старушка гардеробщица. Я не заметил, откуда она появилась.
— Гусей от верблюдов не отличили, мамаша, — деланно-строго сказал Захаров. — Мы же врачи из министерства, больницу приехали проверять. Где тут у вас главный?
Улыбка на лице гардеробщицы погасла.
— Вам кого? Веру Ивановну? Главного врача?
— Ее.
— Нету. Болеет она, бедняжка. Молодая, а хилая. Радикулитом мается.
— Не верю. Врачи не болеют. А тем более — главные.
Старушка смотрела с недоумением.
— Врачи, говоришь, не болеют? — спросила она.
Захаров вдруг рассмеялся и начал снимать пальто. Сказал доверительно:
— Мы, конечно, практиканты, мамаша. Вы правильно определили. А заместитель у главного имеется?
— Михаил Илларионыч? Тут он. Раздевайтесь. Я сейчас доложу.
Она пропустила нас в раздевалку и начала смотреть, как мы раздеваемся, во что одеты. Не очень приятно, когда на тебя смотрят в такие минуты. Она увидела на мне дешевый серый костюм и простые черные ботинки с калошами. Две мои сестры учились, мать работала только дома, одному отцу трудно было нас всех хорошо одеть. Слесарь получает не ахти сколько.
На Захарове был не первой новизны зеленый армейский китель, черные гражданские брюки и черные, хорошо нагуталиненные полуботинки. Выгодно отличался от нас Гринин. На нем было все дорогое, новое: светло-серый костюм, кремовая шелковая рубашка, туфли с узором. Я уже не говорю про серый плащ и серую шляпу с шелковой лентой.
