— Да вы проткнете не то что вену, а всю руку! — Валя улыбалась. У постели таких больных надо побольше улыбаться.
Я стал двигаться осторожнее. И вот в шприце показалась тонкая струйка крови. Я надавил на поршень — глюкоза медленно потекла в вену. Я не спускал глаз с пузырька воздуха в шприце. Не верилось, что он может быть опасен для человека. Остатки глюкозы я оставил в шприце вместе с этим пузырьком.
В коридоре я спросил Валю:
— Так я делал?
— В общем так. Но движения должны быть более плавными. Разве в институте вас совсем-совсем не учили?
— Мы больше теоретики, — сказал я. — Нас теориями да всякими механизмами пичкали. Кто открыл пенициллин? Каков механизм его действия? Не знаете. А каков механизм действия глюкозы? Тоже не знаете?
Валя смущенно пожимала плечами.
— А я это знаю. Все студенты это знают как таблицу умножения. Зато для вас сделать инъекцию или вливание, — пустяк… Да, мы пока больше теоретики. Без практики в вашей больнице нам никак нельзя.
— Ничего, научитесь, — утешила меня Валя.
В сестринской комнате я промыл под краном шприц, иглу и положил их на столик, покрытый подкладной клеенкой. Валя положила их в стерилизатор для кипячения. Шприцы не залеживаются, они в ходу круглые сутки.
Я вспомнил про разбитый шприц и напомнил о нем Вале.
— Придется мне платить, — сказала она. — Михаил Илларионович не прощает нам ни разбитых шприцев, ни разбитых градусников. Больной разобьет, а отвечаем мы.
— За шприц уплачу я.
— У вас же денег нет, вы студент.
— Кто вам сказал, что нет?
— Как хотите.
На этом мы и порешили.
Я вошел в ординаторскую. Зазвенел телефон. Я взял трубку. Мужской голос просил позвать медсестру Машу. Я не знал такой медсестры. Я постучал в стену кулаком — вошла Валя. Я спросил, есть ли у нас такая сестра. Она сказала, что есть санитарка Маша, и добавила, что, наверно, Маша скоро будет выдавать себя и за доктора. Валя пошла искать ее.
Вскоре я увидел Машу. Ей было лет семнадцать. Сероглазая, под косынкой чувствуются тугие косы.
Она говорила долго, и лицо ее все время улыбалось. Вошла врач Екатерина Ивановна. Маша торопливо сказала в трубку:
— Меня зовут, позвони позже. — Она положила трубку на рычаг.
Екатерина Ивановна сказала:
— Никак не наговоришься! Пыль стирать — так времени нет, а на разговорчики время находишь? — И обратилась ко мне: — Ну, что за девица! Из-за этих кавалеров ей работать некогда. День и ночь звонят. И хотя бы один звонил, а то запутаешься: Вася, Коля, Юра, Ваня, Петя, Валерий… Ошеломляющий успех! Посмотрим, за кого она выйдет. — Екатерина Ивановна чиркнула спичкой по коробку и закурила. Екатерине Ивановне было около шестидесяти. Лицо ее уже успело усохнуть и походило на вяленую грушу, которые продают на лотках в Москве.
