— Раз в жизни хотел покривить душой, и не вышло. Как вы узнали, что я не делал?
— Это сразу видно. Навыки трудно забываются, Игорь Александрович.
Я с улыбкой смотрел на Валю. Какая она проницательная!
— Я не буду делать в вену.
— Тогда идите к Михаилу Илларионовичу. Я за вас делать не буду… Какой же из вас получится врач? Врач должен все уметь, все знать. И, кроме того, должен все испытать сам, прежде чем назначить больному. Он должен принять все процедуры. Он обязан узнавать по цвету, запаху или вкусу любое лекарство. А вы?
— Убедили. Но сначала расскажите, как надо делать. Вдруг я сделаю не так? В институте нам говорили, что внутривенные вливания очень ответственные процедуры и будто бы их должны делать только врачи.
Валя рассказала мне, как нужно делать.
Я набрал в шприц из ампулы глюкозу, и мы пошли в палату. Перед дверью палаты я остановился и спросил:
— Может быть, все-таки вы сделаете?
— Нет, нет! Сами делайте.
Мы подошли к бледному, худому Руденко. Под глазами синие круги. Он был слаб и даже не вставал с постели. Смотрел на меня с недоверием. Он видел, как я делал инъекцию пенициллина его соседу.
Руденко было двадцать шесть лет. Из истории болезни я знал, что он заболел после гриппа, который переносил на ногах. Сейчас в истории болезни написано, что «состояние больного тяжелое».
Валя сказала как можно ласковей:
— Дайте вашу ручку, Митрофан Сидорович.
Он без всякого желания вытащил из-под одеяла бледную, с синими венами руку. Рука была очень тонкая. Даже не видя больного, а только одну его руку, можно было сказать, что этот человек очень болен.
Валя наложила на руку Руденко, повыше локтя, резиновый жгут. Я начал протирать кожу в локтевом сгибе спиртом, когда дверь тихо раскрылась и бесшумными, невесомыми шагами вошел Вадим Павлович, морговский врач. Он взглянул на Руденко, на меня и широко улыбнулся.
— Лечим? Ну-ну… — И ушел.
— Кто такой? — спросил Руденко у Вали.
— Доктор наш.
— По каким болезням?
— О! У нас много разных докторов.
Хорошо, что она так сказала. И еще лучше, что больные не знают всех наших докторов, не знают, для чего каждый из них предназначен.
Валя затянула жгут и попросила Руденко поработать кулачком. Бледные, худые, словно костяшки, пальцы его сжимались в кулак и разжимались медленно, с трудом, как залежавшиеся, несмазанные клещи. Даже эта работа была для него обременительной.
Я решил вводить глюкозу в самую толстую вену. Валя меня не поправляла.
Отнес шприц далеко от руки Руденко и с налету пытался попасть иглой в вену. Валя шепнула мне так тихо, чтобы не мог услышать Руденко:
