Вот — выстроились в ряд ответственные лица,
Те, с кем к венцу сия отбудет молодица:
Вот — полномочный клерк, он фрахта главный страж;
Вот — шкипер, штурман — вот; в расчете на примаж
Усердные вдвойне, баталер, боцман, плотник,
Цирюльник, канонир, пригитерсный работник,
Парусовщик, профос (при надобе — палач),
Блюститель бренных тел, а проще молвить — врач,
И, наконец, назвать необходимо кока,
Что стряпает на всех, не нарушая срока.
Матросов сотня здесь, и даже не одна,
Штандарт — другой солдат, коль в них нужда видна;
Поварня ломится от всякого припаса;
Тут лабардан, крупа и вяленое мясо;
Гороха, сухарей довольно взято впрок;
Все боцман уплетет, что ни сготовит кок.
И не чета ему столичные обжоры,
Что до еды блюдут три дня голодной форы.
Обычай заведен на судне испокон
Порядку следовать и уважать закон;
Тому, кто совершит поступок непотребный —
Покражу, драку, брань, — грозит устав судебный,
И виноватому воздастся по делам:
Накажут поркою, присудят к кандалам,
Привесят на нок-рей, насильственно купая,
Под килем проведут, лишат в добыче пая.
У всех, кто трудится, — законный кров и стол.
Еда — четырежды. На шестерых — котел.
Здесь время вахтами и звоном склянок числят.
Глупец, кто сей уклад несовершенным мыслит.
Так что напомнит нам — мы спросим наконец —
Могучий сей корабль? — Лишь княжеский дворец,
Воздвигнутый на страх надменным супостатам,
Сверкающий резьбой, и мрамором, и златом,
Где на любом шагу — ступени, тайники,
Чьи погреба темны, чьи залы высоки,
Чьи балки в росписях, а вид дозорных башен
Для ока пришлеца и радостен, и страшен,
Где ни один слуга не смеет встать с колен,
Завидя, что грядет владыка сюзерен,
Из чьих высоких стен взирают сквозь бойницы
Тяжелых кулеврин ужасные зеницы;
Где спорные дела решаются всегда
По справедливости законного суда.
Как птица на заре ширяет без усилья,
Готовясь в воздух взмыть, распластанные крылья,
Вот так и мой корабль, чаруя очеса,
На райны высоко возносит паруса,
Дубовый исполин неспешно снасти травит
И поперек валов к далекой цели правит;
Так точно, как пловец, раздетый донага,
Едва оглянется назад, на берега,
Всю мощь и ног и рук тугим даруя водам, —
Так в плаванье корабль стремится полным ходом.
Вот голубь, кажется, восщебетал вдали;
Трикраты слышен клик: «Салют, констапель! Пли!»
Далекий зов рожка — и раздается эхом
Глухих рыданий звук, смешавшийся со смехом.
Нет, в море никакой не высветит Фарос
Всех тех опасностей, которые матрос
В минуту грозную обязан грудью встретить,
