Это была ее тайна. Ей казалось, что если она скажет кому-нибудь, что беременна, ее мирок рухнет от натиска советов, запретов, предписаний и причитаний. Она же просто хотела продлить эти ощущения таинственного и космического. Она почувствовала, что все изменилось для нее раз и навсегда именно тогда, в тот солнечный день, когда она лежала в каменной колыбели на вершине холма рядом с Оливером, но тогда еще не могла сказать точно. Вскоре после свадьбы она получила этому доказательства, и неожиданно для себя обрадовалась.
Джемма не очень-то любила детей. Они всегда казались ей чужеродными существами, непонятными, раздражающими, вечно сопливыми и ноющими. Когда родила Мэри Смитенсон, Джемма, как и остальные ее знакомые девушки, пришла проведать молодую маму и поглазеть на ребенка. Мэри лежала изможденная, бледная, с полопавшимися от перенапряжения сосудами в глазах, отчего напоминала скорее вампиршу, чем мадонну. Ребенок же… Он оказался синюшным, яйцеголовым, и, хотя остальные громко умилялись, Джемма поспешила уйти, боясь, что не сумеет скрыть отвращение: ее глаза всегда выдавали ее с головой, а это был не тот случай, когда стоило демонстрировать откровенность и пренебрежение приличиями. С тех пор Джемма избегала такого рода визитов. Даже подросшие дети, когда они становились вполне сносными, учились ходить и внятно разговаривать, не были для нее людьми в полном смысле слова – скорее, это были полуфабрикаты, заготовки для будущих людей. Джемма их недолюбливала и старалась держаться подальше, чтобы не ломать комедию умиления перед их родителями.
Сейчас ее отношение к детям мало изменилось, ничто не шевелилось в ее душе при взгляде на младенца в коляске или топающего в школу мальчугана. Дело в том, что Джемма не относилась к зреющей внутри ее жизни как к ребенку. Она не могла представить его себе в обличье новорожденного, зато прекрасно представляла, как он подрастет. Это, конечно, будет сын, а никакая не дочь. Джемма смирилась, что родит ребенка – и любила его уже заранее. Однако не говорила об этом никому, даже мужу, потому что хотела до дна испить это дарованное ей откровение и не желала никого посвящать в свое таинство.
Появление в семье молодого мужчины, Оливера, во многом изменило уклад жизни дома, и особенно фермы Вейлмартов-Донованов. Теща Кэтрин вздохнула спокойнее, когда сообразила, что он всерьез взялся за их дела. Конечно, Джемма была тут хозяйкой и царила среди грядок, клумб, сараев и хлевов, но ведь Джемма была только маленькой девочкой в глазах своей матери. Кэтрин всегда смотрела с недоверием на ее кипучую деятельность и каждый день помимо собственной воли ждала известия, что все пошло прахом, что овец скосила болезнь, или дождем залило теплицу, или морозом побило вишни, или… Да мало ли что может случиться на ферме, которой управляет не мужчина, а взбалмошная девица, пусть даже эта девица – ее собственная дочь. Кэтрин слишком сильно недооценивала саму себя, чтобы оценить по достоинству Джемму. Теперь же все изменилось. Появился Оливер, крепкая опора. Но в этот же день Кэтрин нашла новый повод для беспокойства и стала опасаться, как бы Джемма не сглупила и не выкинула какой-нибудь фокус. Ведь ей вряд ли могло понравиться, что Оливер вносит коррективы в дела фермы.
