— Ага. Понял! Ну… Увидимся!
Едва он отошел, Стелла спросила:
— Почему у него столько шрамов? Он актер?
— Каскадер. Классный. Куда там Шварценеггеру! С самолета в реку прыгал… Дерется — ошалеть можно! А на коне — просто Бог. Как Витя Сидоров — на машине. Ну и типаж шикарный… Сама видишь, какая физиономия.
— Да уж… Просто разбойничья, — закивала Стелла.
* * *
Выход из «темницы» отсняли в два дубля. Пациенты прошли по лабиринту колоритного подвала, возглавляемые, видимо, вконец спятившим (нормальный человек таких бы не выводил, а понадежнее запер!) Художником — Радкевичем. Глеб Пекарев попускал, сидя на лестнице, пузыри — не без помощи фокусницы Эльвиры, выдавшей ему кусочек мыла для пышности пены.
Отплевавшись, он предложил:
— Пошли ко мне, девочки. Я коньячку привез. Михаил же отпустил пациентов?
Стелла замотала головой, умоляюще глядя на Ирину.
— Дите желает посмотреть творческий процесс, — пошутила та. — Попозже придем. Пусть полюбуется, как Рустик дерется.
— Какая кровожадность в столь юном и прелестном создании! Предупреждаю — зрелище не для слабонервных.
Приятельницы отошли в тень, спрятавшись за спины осветителей, чтобы не попасться на глаза режиссеру, который объяснял Огульникову и Рустаму Муртазину, что от них требуется.
Огульников должен был побить Рустама, вырубить, обменявшись с ним несколькими ударами, в возможность чего верилось слабо. Затем приковать к трубе наручниками, которые спустя некоторое время каскадеру следовало разорвать — их заблаговременно подпилили. Уж очень хотелось режиссеру показать крутизну героя — раз такого бугая вырубил, значит, и правда непобедим!
Сделали несколько дублей, и, хотя Огульников все больше входил в раж, режиссеру что-то не нравилось.
— Андрей! Жестче! Жестче! — кричал он.
— Да куда уж жестче? — взвился Рустам. — Он же со всей дури лупит. Андрей, сколько раз повторять — не доводи удар!
— Я актер, а не каскадер! — заносчиво возразил Огульников. — И вообще — это же кино! Извиняюсь, издержки производства.
— Эль, подгримируй Андрея! — потребовал оператор Егор. — У него морщины на лбу — просто ужас!
Огульников разозлился:
— Что значит ужас? Что ты хочешь сказать?
— Только то, что сказал, — морщины, — равнодушно пожал плечами оператор.
Актер поджал губы.
Мотор!
Кулак разозленного Огульникова со свистом рассек воздух. Голова Рустама дернулась, но удар он выдержал прекрасно, глаза его сверкнули, лицо налилось темной краской гнева… и…
Стелла не поняла, что случилось, но в следующую секунду Андрей Огульников уже лежал на полу перед оператором, камеру которого чуть не снес головой.
