В Бабьем Яру погибли и родственники моей мамы. Поэтому я всегда так трепетно относился к вопросу увековечения памяти погибшим, к созданию мемориала в Бабьем Яру. Но вот уже прошло более полувека, а его все еще нет…
Я, как и все мои сверстники, к вопросам религии был безразличен. Мы все знали, что в Киеве была известная синагога Бродского, знали, что в ней разместили кукольный театр, слышали, что где-то на Подоле есть маленькая синагога, которую посещают старики, и куда нам, комсомольцам, ходить не следует.
Но один раз в году я приобщался к еврейским традициям. Мы всей семьей отправлялись к старшей папиной сестре на Подол. Ее муж дядя Гриша Шефтель знал и соблюдал все традиции и приглашал нас к себе на Пейсах. Это был седой красивый старик с бородой, как говорили, «а-ля Герцель». Жили они там же, на Межи-горской, всей семьей: тетя Берта, дядя Гриша и их дети Юдя и Зяма, ставший впоследствмм крупным математиком Зиновием Шефтелем. Там я впервые услышал слова «пейсах», «сейдер», «агода». За столом была маца, бокалы для вина, блюдо соленой воды, яблоки, орехи, мед, петрушка. Весь ритуал выглядел для нас весьма таинственно. После длительной речи на идиш нам предлагали наполнить бокалы. Мне налили водку. По команде мы выпили, после чего я попробовал закусить, но мне не разрешили. В следующий раз я был уже предусмотрительней. Четыре традиционных вопроса должен был задавать самый молодой. Но так как мы не знали идиш, то вопросы задавал мой отец, а отвечал на них дядя Гриша.
Нам все переводили. В конце церемонии должны были звучать слова «В будущем году в Иерусалиме», но их боялись говорить, хотя за столом сидели только родственники.
После окончания церемонии и застолья все расслаблялись и начинали петь песни. Песни были на идиш и на русском. Среди русских песен мне запомнились две: одна была очень грустная про Товарлея, который пошел купаться, не умея плавать, и утонул.
Пошел купаться Товарлей, Товарлей.
Осталась дома Доратея-тея-тея.
На помощь пару пузырей, на помошь пару пузырей
Берет он, плавать не умея и т. д.
Вторая песня была для меня совсем загадочной:
Джон Брансбойтен ляснул в морду один раз,
Джон Брансбойтен ляснул в морду один раз,
Джон Брансбойтен ляснул в морду один раз
И уехал в Вашингтон.
Что это был за Брансбойтен и почему он уехал с таким скандалом, я так и не выяснил, но при отъезде в эмиграцию я почему-то вспомнил эту песню.
К религии в то время относились проще. В этих сейдерах, например, принимал активное участие Никита Осипович – православный украинец.
