«Площадка для игры в домино и шахматы. Игра с личными домино и шахматами»
«Бильярды! Игра с персональными шарами, взятыми в пункте проката.»
«Вечер книги. Вечер обслуживает духовой оркестр!!!»
В общественном туалете, который пришлось посетить, тоже висел большой плакат: «Соблюдайте правила пользования уборной». Правила почему-то не были приведены. В будочке продавали синее мороженое.
Называлось «сливочное». Очевидно, было сделано из слив. Мы съели мороженое и, проигнорировав бильярды и рекламируемые забавы с личными домино, не дожидаясь бала книги с духовым оркестром, двинулись в порт.
Дорога домой была истинным отдыхом. Три дня тихого плавания с шлюзованием, остановки у причалов в небольших городках, где можно было за копейки купить яблоки, абрикосы и вареную кукурузу, нехитрые обеды, приготовленные судовым коком.
И, наконец, киевский речной вокзал – произведение Вадима Ивановича Гопкало – в свое время известного как самого молодого лауреата Сталинской премии. Впоследствии я с ним неоднократно встречался в Союзе архитекторов. Но пока я был еще молодой специалист. Меня больше привлекал знакомый Подол, на котором мы оказались, стоя в очереди в ожидании такси. Я бы мог попасть домой, просто сев на фуникулер, но нужно было проводить Свету. Подол в то время был довольно тихой частью города, и для меня это название было связано с моими предками.
На Подоле, на Межигорской, в свое время жили мои дедушка и бабушка, которых я уже в живых не застал. Дед был отличным фотографом. Семья, как и у всех в те времена, была большой: четыре дочки и три сына. Отец был младшим. Война разметала всех по белу свету. После войны опять съехались в Киев, но не все. Кто-то не захотел возвращаться, кто-то погиб в Бабьем Яру. Один мой дядя находился в Киеве до последнего дня, до самого прихода немцев, и на все предложения уехать, отвечал: «Я не могу. Я же главный бухгалтер конторы, у меня ключи от сейфов, а все куда-то исчезли». Он так и остался, храня свои ключи, даже тогда, когда появились объявления, напечатанные на серой оберточной бумаге и расклеенные на домах и заборах в центре и на окраинах со страшным обращением ко «всем жидам города Киева».
Еще накануне этого кошмарного события его встретил супруг моей другой тети – украинец Никита Осипович. Он уговаривал его не идти по этому объявлению, покинуть город, подумать, как можно скрыться, обещал попробовать помочь. Но, к сожалению, уже было слишком поздно.
