— Зелено-серое, стрекозиное, через полоску.
— А у Вани?
— Теперь темно-серые, а в детстве, мама говорила, были совсем голубые. Как все меняется, даже цвет глаз.
— Спасибо, дедушка, — сказал брат, и я видел, как он оставил на столе золотой. — Добрым медом ты нас угостил.
— Чего, чего, — ответил дед, — а меду у меня завсегда много.
Дедушка пошел нас провожать и повел тропинкой мимо пасеки, где, как серые грибы абабки, видны были долбленые колоды — стояки и лежаки. Мы загорели, да и день утомил. Брат, смеясь, говорил:
— Федя съел столько меда, что его разморило на солнце, и ему, по всему видно, не хочется уходить. А ему, как и медвежонку, нельзя давать много меда, потому что тогда они, сразу объевшись, заваливаются спать и становятся необыкновенно ленивыми.
— Ах, какой замечательный день, — говорила Кира, — кажется, уже давным-давно уехали утром — целая счастливая вечность прошла.
— Это для молодых долог день, — сказал дед, — а у стариков-то, детушки, время быстро летит.
Помолчали, он нас повел покошенными клеверами к своему лиственному леску, чтобы путь наш к бору сократить. Тут уже всюду покошено было, но под лесом у опушки оставлено, а там дальше начинался у ключей на сыринке молодой лес — березняк и осина молодая и легкая, — и тут-то босоногая наша Маша, видно, только и ждавшая нас, убежавшая с поля, где все работали, вывернулась из-за кустов. Тут, у родничка, место было сыроватое, дрожала, отбрасывая прохладную тень, осина, тут цвела удивительная трава, сильный и двойной цвет которой тогда несказанно удивил нашу Киру.
— Как тут хорошо, — сказала она брату, остановившись. — Что это за цветы? Посмотрите, словно вся опушка светится золотистыми и синими огоньками.
— Кира Сергеевна, — обернувшись к ней, спросил он удивленно, — неужели вы ее еще никогда не видали?
— Первый раз в жизни вижу, — ответила она и посмотрела на нас и на брата совершенно счастливая, — я таких цветов в жизни никогда не видала.
— Ай, не знает, — изумилась Маша.
— Иван-да-марья, — сказал брат.
— Да это не цветы, а трава, — добавила пораженная босоногая Маша.
— А я и не знала.
— Разве у вас на юге такой травы нет?
— На юге и в степи такой травы нет. Но ведь это цветы!
А надо сказать, солнце уже склонялось, и я залюбовался светом цветным — в этот день трава светила особенно, золотым и лиловатым.
— Погодит-ко, — взглянув на изумленные глаза Киры, сказал дед и так легко и быстренько прошел вперед, сошел с тропинки, нагнулся, под корень беря, нарвал этой травы и, вернувшись, передал ей:
