Он пару секунд смотрел на мое заинтересованное лицо, на котором не отражалось ни тени истинных эмоций, а потом поморщился.
— Как глупо.
— Это еще почему? — тут же обиделась я, негодующе тряхнув крыльями и испачкав ковер пыльцой. — Я ж о вашем благе пекусь. И о себе тоже — вдруг меня какая каменюка в вашем склепе по голове тюкнет? Вас‑то не жалко, а меня поцарапать может. Кто потом отвечать будет? Дядя?
Он без лишних слов снова приник к моей шее, а его рука прошлась по моему обнаженному бедру снизу вверх и уверенно проскользнула к самому сокровенному.
— Ой, моро — оз, моро — оз… — тихонько затянула я, склонив голову к плечу, чтобы меньше уставала шея. — Не морозь его — о… Не моро — озь его — о, му — ужа мо — о-его — о…
Князь на мгновение сбился, но головы не поднял.
— Мужа моего — о… о — ох, краси — ивого — о, — заунывным голосом продолжила я. — Работящего — о, неболтли — ивого — о. Неболтливого — о… о — ох… желанного — о, чуда мо — оего — о долгожда — анного…
— Что ты делаешь? — наконец, соизволил оторваться Князь и недовольно на меня посмотрел.
Я пожала плечами… ну, насколько это было возможно в моем положении.
— Да просто жду, когда вы меня соблазнять будете.
— А что, по — твоему, сейчас происходит?
Я грациозно, насколько позволяла цепь, изогнулась и удивленно посмотрела на место, где задержалась его рука.
— Не знаю. Но что‑то мне подсказывает, что совсем не то, что вы планировали.
— Придержи язык, — сухо предупредил он, снова притянув меня так, что мы почти стукнулись лбами. — И не мешай, если не хочешь, чтобы я располосовал тебя, как свинью.
— Да что вы обзываетесь? — снова надулась я и демонстративно отвернулась. — Во мне весу‑то всего на пол — поросенка…
— ЖЕНЩИНА!
— Да молчу я, молчу, — поспешила пойти на попятную я, ощутив, как он недвусмысленно шевельнул пальцами, и в самом деле готовясь вскрыть меня изнутри. — А вы продолжайте, ваше темнейшество… продолжайте… я еще тут повишу. Мне пока не к спеху.
И снова затянула:
— Жду — у его домо — ой на исхо — оде дня… чтоб обня — ать его — о, напои — ить коня. Постелю ему — у я перинушку — у, приласка — аю я — а сироти — инушку. Сиротинушку — у бестолко — ового…
Князь, не оценив моей любви к народному творчеству, зарычал и все‑таки поранил меня когтем, в довесок чувствительно прикусив сосок. А второй рукой так сжал ягодицу, что я осеклась и беспокойно заерзала.
Сказать, что это было неприятно — значит, ничего не сказать. Но у демонов свои игры. В том числе и такие. И я об этом прекрасно знала. Более того, ничего не имела против экспериментов. Но не сейчас. Не здесь и не с ним.
