Поэтому, когда он усилил натиск внизу, я снова затосковала:
— Вся уже горю — у, ох краса — авица… а он все не пойме — ет, не додагада — ается…
Заметив, что Князь раздраженно оскалился, собираясь все‑таки исполнить свою угрозу, я встрепенулась, поспешно подалась вперед и, обвив его ногами за талию, тут же страстно зашептала:
— Князюшка — а-а… Кня — а-а — же — е-е…
— Р — р-р, — рыкнул он, больно прикусив мне кожу за ухом.
— Муж мой рога… то есть, крылаты — ы-й… — тихонько пропела я, жалея, что не могу дотянуться до его волос, чтобы как следует дернуть. — Ваше искусительное темнейшество — о…
Он недовольно фыркнул.
— Виси тихо!
— Простите великодушно, что опять отвлекаю, — вежливо сообщила я. — Понимаю, вы сильно заняты, но у меня проблема возникла…
— Какая?
— У меня руки затекли.
— И?! — нетерпеливо рявкнул он.
— И крылышки помялись, пока вы по стене изволили мной елозить, — смущенно призналась я, шумно дунув ему в ухо. А потом неожиданно предложила: — Хотите, я вас укушу?
— Ты что, издеваеш — шься?! — прошипел он, и на его груди стали проступать крупные змеиные чешуйки.
— Нет, — я тут же жалобно хлюпнула носом и с надеждой заглянула в абсолютно черные глаза, где совсем не осталось белков. — Я уже страшно хочу вас хотеть… то есть, пытаюсь вас страшно захотеть… ну, или не страшно, а хотя бы как‑нибудь… честно — честно! Но я не могу, потому что мне больно и стра — ашно… думы все сплошь такие тревожные — е… как же я без крылышек бу — уду — у, если вы их сейчас испортите — е?!
На моих глазах мгновенно вспухли горючие слезы. Такие крупные, что Улька, если бы увидела, обзавидовалась. А затем они покатились вниз двумя шустрыми ручейками, заставив Князя отодвинуться и брезгливо отряхнуть руку, на которую случайно капнуло.
— Терпи!
— Ладно, — покорно сникла я, и слезы на моих глазах тут же высохли. — А у вас библиотека есть?
От неожиданности он даже разжал когти и едва меня не выпустил.
— Зачем тебе?
— Почитать что‑нибудь хочу, — стеснительно сообщила я. — А то пока вы до сути доберетесь…
Он, кажется, даже дышать перестал. Только буравил меня тяжелым взглядом, словно пытался пронзить насквозь. Его глаза сузились, в них снова заклубилась Тьма, а чешуек на груди заметно прибавилось.
— Хочешь разозлить меня снова? — наконец, опасно спокойно осведомился он, и когти на его пальцах стали заметно длиннее.
Я широко распахнула глаза.
— Что вы, мой повелитель! Как я смею нарушать процесс своего собственного совращения… то есть, развращения? Мне просто неудобно, клянусь! И это ОЧЕНЬ отвлекает от хотения!
