— Вот ты и подъехал бы на тракторе навстречу, если тебе ждать некогда. Где же я других возчиков возьму? Кто ни поедет в город, там обязательно попадет в кутузку. И так ночью на сушилке студенты работали.
Тот, что собирался в лавку, присвистнул.
— Попали, значит. Ну, что поделаешь, дурака и в церкви секут.
— Не хвались, Андж! Хорошо знаешь ведь, что похвальба денег не стоит. А далеко ли ты сам был…
Я отошел в сторону, чтобы не слышать чужого разговора, но они повысили голоса, и до меня долетали обрывки фраз:
— Значит, на этот раз не выручите…
— Надоело! Сколько можно…
— Ну как же! Сеем последнее поле, дальше люди уже не нужны будут…
Вопреки мрачным предсказаниям тракториста, из-за поворота дороги показалась саврасая кобылка, медленно, но упрямо тянувшая телегу, ту самую, что у сушилки нагрузили мешками.
— Едут, — счел я нужным сказать. — Семена везут.
— Ты смотри, какой он прыткий нынче, — опять заворчал ходок в лавку. — Ни тебе передохнуть, ни перекурить…
Кобыленка доплелась, мужики засыпали семена в сеялку, остальные мешки сложили на краю рва, наказали возчику, который все время улыбался (видно, был малость не в своем уме), чтобы в другой раз не задерживался, и трактор, пыхтя, направился к середине поля, чтобы словно потонуть за взгорком.
А я вдруг вспомнил…
После амнистии, когда пришла пора сеять рожь, вышел из леса мужичок; за ночь вскопал поле, пробороновал, утром повесил на шею лукошко и широкими махами стал сеять. Но не успел он кончить, как тут оказались два «ястребка», один молодой, другой постарше.
— Пошли в волость, — сказал тот, что постарше.
— Так амнистия же, — отвечал сеятель.
— Амнистия амнистией, а бумаги надо выправить, — сказал «ястребок», что был постарше.
— Что же, бумага важнее ржи?
— Давно уж было пора кончать тягомотину и сеять рожь.
— Слушай, сосед, возьми мой винтарь, — он кивнул на немецкую винтовку. — Я, честное слово, приду в волость, как только отсеюсь. Не бросать же поле на половине.
— А у меня времени нет — ждать до обеда.
Недавний «лесной брат» не ответил ни слова, только упрямо продолжал сеять.
«Ястребок», что постарше, огляделся, заметил на меже еще одно лукошко, повесил все винтовки молодому на шею, насыпал в лукошко семян и пошел следом за своим вчерашним врагом, потому что и в самом деле нельзя бросать поле засеянным лишь наполовину.
И вот мне подумалось: а не были ли теми двумя сегодняшний тракторист с прицепщиком, что болтали тут с Гундегой? А Микелису, помнится, однажды на вечеринке пробили бутылкой голову, и с тех пор он улыбается с утра до вечера, словно всегда находится слегка под мухой.
