…Понемногу я все-таки уснул и проснулся от громкого голоса:
— Ну-ка, вставайте, голубки, горлицы, добрые люди уже давно завтракают! — Это был истопник сушилки, кривошеий дядюшка Янис.
— «Так короток был час любви», — это промурлыкала уже дижкаульская Гундега (я не знал, как называть ее по-другому).
С ними пришли еще двое мужчин и старушонка — наверное, дневная смена.
— Тебе, бригадирша, надо бы взять для посева те мешки, на которых молодые отдыхали. Колосья вырастут такие, как шишка у парня.
Все расхохотались, а Дзидра зевнула, потянулась и отбрила:
— Если не поскупитесь на трудодни, мы можем и на других мешках полежать.
Смех был теплым и дружелюбным, и больше нас никто не задевал. Гундега привезла целую корзину бутербродов и термос с кофе. Бутербродов было такое множество, что мы с Дзидрой не могли с ними управиться, пришлось звать на помощь дядюшку Яниса: как-никак человек тоже всю ночь протрубил. Но от предложенной им выпивки я отказался. Сколько можно пить? Пора и честь знать, хотя вообще-то водка никогда не вызывала у меня отвращения. Лишь в последнюю чашку кофе я добавил несколько капель, потому что пить нельзя бросать так сразу, как топором рубить.
Гундега сказала:
— Прошу меня извинить, но по дороге надо будет заехать на одно поле, потом отвезу вас к себе, там сможете отоспаться как следует, помыться в ванне — сегодня должна идти горячая вода. Еще только полчасика, и будете отдыхать. Милости прошу в карету!
Я застегнул за Дзидрой фартук коляски и уселся на заднее седло. Мотоцикл снова запетлял по разъезженным полевым дорогам. С хрустом ломался ледок на лужах. Я не заметил, когда переменился ночью ветер, но небо прояснилось, и заморозок убрал, подсушил лишнюю влагу.
Невдалеке оказалось поле, другой конец которого нельзя было даже увидеть: к середине оно поднималось, а дальше шел спуск. На краю поля попыхивал трактор, а около канавы, покуривая, сидели двое.
— Семена уже везут, — вместо приветствия поспешила сказать им Гундега.
— Смотри, бригадир, если через полчаса семян не будет, пойду в магазин и нажрусь в лежку.
— Будут, будут. Микелис погрузил восемь мешков. Больше не взял: побоялся засесть по дороге.
— Ну, раз Микелис везет, то можно не то что напиться, но и проспаться, пока он доберется.
Гундега не ответила, прошлась вдоль уже засеянной части поля, сунула пальцы в землю, проверяя, наверное, на какую глубину заделаны семена, потом выпрямилась и высокомерно заметила:
