Когда расходились, Дубодел неожиданно заявился на кухню. Увидев ее, бесцеремонно потребовал воды. Она подала ковш. Дубодел зачерпнул из ведра, поинтересовался:
— Как живешь?
— А неплохо.
Он напился, вытер бороду. Мрачно уставился на нее.
— Не взялась за ум?
— А зачем? Мне его не занимать…
Он поставил ковш на стол. Произнес сдержанно, но с угрозой:
— Не с тем играешься!
Твердо застучал сапогами по коридору.
Параска проводила всех на крыльцо, постояла. Зашла в класс, погасила лампу, вернувшись в кухню, накинулась на еду.
— Проголодалась я!
— Неудивительно! Целых полстакана молока утром выпила!
— День такой! Вздохнуть некогда!.. Попадет нам, Ганночка, за этот день! И Гайлису, и Черноштану, и мне за компанию!
— А ты при чем?
— При том. При всем.
Ганна ожидала, что она расскажет о дневных приключениях, о тревогах своих, но Параске было сегодня не до разговоров. Уже когда ложились спать, Ганна не выдержала, будто в шутку поинтересовалась:
— О чем это секретничали так долго?
— Ат, о всяком. — Она, белая, в сорочке, с распущенными волосами, прикрутила лампу, дунула в стекло. Впотьмах добавила озабоченно: — Главный секрет — завтра будет собрание.
2
И в этот день много детей не пришло. Занятия начались вовремя, однако Параска шла в класс неохотно. За урок она несколько раз выходила из класса, будто не могла дождаться конца.
Почти сразу после того, как прозвенел звонок и в классах наступила тишина, по коридору застучали сапоги. Вскоре шаги затихли, слышно было, как из класса вышла Параска. Она с кем-то обрадованно поздоровалась, вместе с ним вошла в свою комнату.
Когда Ганна появилась там, гость, не раздеваясь, в поддевке, сидел на табурете. Только снял каракулевую высокую шапку, вертел в руках. Блестела широкая, чуть прикрытая редкими белесыми волосами лысина. Ганна узнала его. Параскин дядька из Юровичей, Иван Анисимович. Приветливо поздоровалась.
Апейка встал, подал ей руку. Спросил, как живется.
— Живу… Грех жаловаться.
— Назад не думаешь тикать? — Иван Анисимович добродушно улыбнулся.
— Назад меня на аркане на затянешь.
— Ого, значит, твердо.
— Твердо.
Он уже не только с улыбкой, а и с уважением смотрел на нее. Потом глянул на Параску, должно быть, вернулся к прерванному разговору:
— Ничего не скажешь, наделали хлопот… — В голосе его были недовольство и упрек, но незлобивые, снисходительные.
— Ой, не говорите… — Параска не скрывала огорчения.
Апейка покачал головой. С минуту о чем-то думал. Мысленно он был где-то далеко. Потом посмотрел, спросил деловито:
