над свирепыми врагами*. Так вызывал он в своих соратниках одно чувство за другим,
точно бойцов, сменяемых для отдыха. И дороже славы, заманчивее богатой добычи,
сладостнее свидания с родными, желаннее всего на свете—представлялось
измученному войску чувство возмездия. Богиня Немезида, дочь Ночи, затмевала здесь
бога Марса, сына блистающего молниями Зевса и светозарной Геры. Она была
божеством справедливости, как понимает справедливость воин. Но истощение
физических и нравственных сил доходило у жолнеров до крайности, зловещей
предшественницы апатии, которая погубила войско великого Жовковского в самом
горестном и самом славном его походе.
Чтобы сколько-нибудь оправиться и сделать новые укрепления, паны постановили
войти с Хмельницким и с ханом в переговоры.
С козацкой стороны также чувствовалась надобность в передохе. По известию
осадного дневника, весьма вероятному, у Козаков под Збаражем погибло тысяч 50
народу. Хотя козаки беспощадно гоняли окозаченных мужиков на приступы, но
собственные утраты их болели, как и собственные раны. Передох был им нужен и для
того, чтобы потом принести тем более щедрую жертву воинской богине
справедливости, которой они поклонялись одинаково с панами.
Сперва Хмельницкий отпустил панского трубача без ответа; но на другой день,
перед обедом, гарматы его умолкли, и с козацких шанцев раздался крик: „Угамуйтесь,
но стреляйте, до й мы не будемо*!
Хмельницкий пожелал видеть Зацвилиховского, который несколько времени был
королевским коммиссаром у Козаков, и которого в обычной челобитной царю о
жалованъе назвали они гетманом. В товарищи ему дали паны молодого Киселя,
новгородсеверского хорунжого. Хмельницкий говорил много о своих личных и
козацких обидах, которые де вызвали все это кровопролитие.
20
.
Переговоры кончились ничем; но достойны замечания слова Козицкого Батька,
обращенные к Зацвилиховскому: „Казав я тоби, шанёвный лане, що поки будет у нас
комисаровати, поти Вийсько Запорозьке посёдить, як за бёлъка; а теиёр що буде, Бог
тёе зн&е*.
Потом он убеждал Зацвилиховского остаться у него, обещая ему всякия почести
(wszelkjj, observvantiain). Но Зацвилиховский предпочел бедствовать с панами.
Этой сцене предшествовала еще одна человечная черта козакопанской усобицы.
Когда прекратилась обоюдная пальба, паны отправили в козацкий табор трубача с
письмами, в которых убеждали Козаков к примирению во имя взаимных выгод и
чувства долга. Но взаимные выгоды спутались уже в нераспутываемый моток
