Теперь мне понятно — что-то на меня тогда нашло. Сама не знаю, что.
— Как там поживает наш пузан? Он скоро тебя до смерти загоняет, — говорит Гарриет. Ты же знаешь Гарриет.
— На десерт, — говорю я жирному, — мы можем предложить «Зеленый фонарик» — это пудинг с подливкой, а еще у нас есть чизкейк, ванильный пломбир и ананасовый шербет.
— Мы вас случайно не задерживаем? — пыхтит он с озабоченным таким видом.
— Ну что вы, — говорю я. — Конечно, нет. Не торопитесь, — говорю. — Я принесу вам еще кофе, а вы пока решайте, что будете на десерт.
— Признаемся честно, — говорит он, и слегка поерзывает на стуле. — Мы бы взяли «Фонарик», впрочем, и от ванильного пломбира мы бы тоже не отказались. С капелькой шоколадного сиропа, если можно. Мы ведь уже говорили, что проголодались, — говорит он.
Я отправляюсь на кухню, чтобы самой проследить, как будет готовиться его десерт, и Руди тут же выдает:
— Гарриет говорит, ты там какого-то циркового урода обслуживаешь. Он правда такой жирный?
А сам уже снял фартук и поварский колпак, ну, сама понимаешь.
— Руди, он, конечно, жирный, — говорю я, — но не в этом дело.
А он только ржет в ответ.
— Сдается мне, она неравнодушна к толстячкам, — ехидничает он.
— Смотри в оба, Руди, — говорит Джоан, которая как раз вошла на кухню.
— Я начинаю ревновать, — говорит он ей.
Я ставлю «Фонарик» прямо перед жирным, а рядом еще большую порцию ванильного пломбира с шоколадным сиропом.
— Спасибо, — говорит он.
— Ешьте на здоровье, — говорю, и у меня возникает какое-то странное предчувствие.
— Хотите верьте, хотите нет, — говорит он, — мы не всегда столько едим.
— А я вот ем, ем, и все никак не могу поправиться, — говорю я. — А так хотелось бы поправиться, — говорю я.
— Нет, — говорит он. — Нам бы не хотелось, но у нас нет выбора. Выбора нет.
Потом он берет ложку и начинает есть.
— И что дальше? — спрашивает Рита, прикуривает одну из моих сигарет и придвигает стул поближе к столу. — Становится все интереснее, — говорит она.
— А дальше ничего. Это все. Он доел десерт и ушел, а потом мы пошли домой — я и Руди.
— Ну и жирдяй, — говорит Руди, и потягивается, как обычно, когда устает. А потом смеется и снова утыкается в телек.
Я ставлю чайник и иду в душ. Кладу руку на живот и пытаюсь представить, что было бы, если бы у меня были дети и один из них оказался бы таким же жирным.
Потом наливаю в заварочный чайник кипяток, ставлю на поднос чашки, сахарницу, коробку обезжиренных сливок и несу все это Руди. А Руди говорит, словно только об этом все время и думал:
