Трудно было не смущаться, птице той не удивляться,
Что на бюст над дверью села, — птица из полночных гор,
Птица с именем столь странным, из студеных темных гор:
“Никогда уж с этих пор”.
Но на бюсте ворон снова все твердит мне то же слово,
То же слово извергает из своих зловещих нор,
И другого не бормочет, перьев черных не всклокочет, —
И когда шепчу я внятно: “Я покинут с давних пор.
Завтра он меня покинет”. Птица каркает в упор:
“Никогда уж с этих пор”.
И в безмолвии свинцовом, пораженный этим словом,
Я сказал, он послан, верно, от Того, чей рок безмерный
Речи все в один сливает несмолкаемый укор,
Безнадежный, похоронный, несмолкаемый укор:
“Никогда уж с этих пор”.
30И мою улыбку снова ворон выманил суровый,
Кресло выдвинув, поставил я его совсем в упор
Против ворона. Без слова сел на бархат я лиловый,
Размышляя, что сказала птица баснословных пор,
Что же карканье то значит птицы из студеных гор:
“Никогда уж с этих пор”.
Весь в догадках утопая, мысль безмолвьем охраняя,
В сердце глаз вороньих чуял пламенеющий задор.
Это чуял и другое, в кресле сидя, для покоя
Я к подушке приникая, как и лампы ник узор.
31“Ах, теперь ей не приникнуть к той подушке, где узор, —
Никогда уж с этих пор”.
Тут струя меня обвила благовонного кадила.
Серафим его колеблет, гулок пол, шуршанье стор.
“О, несчастный, — я воскликнул, — Бог в твои страданья вникнул,
И забвеньем исцеляет память о твоей Линор”.
Каркнул ворон про забвенье в небо скрывшейся Линор:
“Никогда уж с этих пор”.
“О, пророк, — сказал тогда я, — птица добрая иль злая,
Искуситель ты иль жертва, вихрем сброшенная с гор,
В заколдованный мой угол, где все полно жутких пугал,
Исцеленье существует, о скажи, иль это вздор?”
И тогда про исцеленье ворон каркнул мне в упор:
“Никогда уж с этих пор”.
“О, пророк, — сказал тогда я, — птица добрая иль злая,
Небесами, что над нами высят горний свой убор,
Вечным Богом заклинаю, ты скажи мне, умоляю,
Ах, возможно ли мне будет там, в раю, обнять Линор?”
Ворон каркнул про святую в мире ангелов Линор:
“Никогда уж с этих пор”.
“Так исчезни, злая птица, как ночная небылица, —
Я вскричал, вскочивши с кресла, — уноси твой лживый вздор!
Только требую теперь я, не оставь твои мне перья,
Ложь твою они напомнят. С бюста прочь! В ночной простор!”
Ворон каркнул, не слетая, не летя в ночной простор:
“Никогда уж с этих пор”.
И с тех пор на бюсте ворон, мрачно-тих и густо-черен,
Все сидит, сидит без мысли, как бы вылететь на двор.
И глаза его так злобны, грезам демона подобны.
