Длинные высокие окна, выходящие в сумрак, ловили пугливый трепет свечей. Пламя их, подобно пойманным в сеть мотылькам, билось во тьме, дрожало, делая холл замка обозреваемым для мрачных теней, которые, казалось, так и теснятся снаружи.
«Хоть бы кто-нибудь пришел, – молила Ася, леденея от ужаса. – Хоть бы кто-нибудь!»
Скрипнув, отворилась высокая дверь.
– Лев!
Она вскочила и сделала несколько шагов навстречу. Он нес цветы. Их было так много, что они едва помещались в руках.
– Давайте я помогу вам…
Она подхватила цветы с другой стороны, и они оказались лицом к лицу, очень близко.
– Как жаль… – сказал он.
И она поняла его. Как жаль, что это именно сейчас… Когда такая ночь и цветы, и эта смерть, которая всегда неуместна, но смерть ребенка… Как жаль!
Они вместе пошли в кухню за вазами, вместе расставляли цветы, которые Лев принес из оранжереи. И когда их руки случайно соприкасались, они улыбались друг другу немного грустно. Как жаль…
Они сидели неподалеку от гроба на диванчике и молчали. Ася прислушивалась к себе и удивлялась – как же легко ужас и отчаяние тают для нее рядом с этим человеком. А слезы, подступающие к глазам и сжимающие горло, – это не слезы горя, а слезы любви, которая не находит иного выхода, разве что вы-рваться наружу таким вот странным образом. И больно, и сладко, и мучительно, и безнадежно…
«Какая я эгоистка! – думала Ася обреченно. – Умерла Лиза, а я думаю о том, что все кончено для меня в этом доме. Что я теперь должна уехать, и со Львом тоже все кончено, не начавшись. И чудовищность предстоящей разлуки меня пугает больше, чем смерть девочки. И собственная участь заботит больше, чем участь других. Я ужасная, ужасная…»
Слеза побежала, скатилась с подбородка, упала на подол платья, за ней другая… Асина рука нервно теребила обивку дивана. Лев накрыл ее ладонь своей, и… все вокруг для нее закружилось в медленном танце. Сила и нежность его пальцев. И больше ничего – ни черных зеркал, ни белых цветов, ни злобной карги, скалящей зубы в темноте за окном.
Смерти нет. Есть только любовь, любовь, любовь… Только бы он не убрал руку. Только бы держал вот так же…
– Августина, вы дрожите. Вам холодно? Я принесу плед.
– Нет! Только не уходите, прошу вас!
– Хорошо, хорошо. Только не надо так дрожать. Давайте вашу вторую руку.
Кроме их голосов, в замке не осталось звуков.
– Давайте будем разговаривать, Августина. Спросите меня о чем-нибудь.
– Почему вы приехали в Бужениново?
– Сам не знаю.
